Колумбы росские

В 1766 году была опубликована тоненькая книжечка — всего-то три десятка страниц: "Приключения четырех российских матрозов к острову Ост-Шпицбергену бурею принесенных". Она вышла почти одновременно с прославленным "Робинзоном Крузо" Даниэля Дефо и... совершенно затмила "Робинзона Крузо". Говоря современным языком, книга стала бестселлером. Почти сразу же она была переведена на английский, голландский, итальянский, немецкий. Во Франции одно за другим вышли пять изданий. Действительно, было чем восхищаться. Выдуманный Робинзон жил, как вы помните, на богатейшем тропическом острове, да и с погибшего корабля ему удалось спасти немало. Четверо "российских матрозов" очутились волею судеб на голом каменистом островке за семьдесят седьмой параллелью. Морозы, пурги, трехмесячная полярная ночь... А из имущества — кроме одежды, которая была на них, — имели они с собою: "ружье, рожок с порохом на двенадцать зарядов и на столько же пуль, топор, маленький котел, двенадцать фунтов муки в мешке (пять, приблизительно, килограммов), огнянку и несколько труту, ножик, пузырь с курительным табаком и каждый — по деревянной трубке". И все!

Здесь надо прерваться... Правду сказать, было у них то, чего не было у Робинзона, — морской опыт, опыт зимовок. Русские лодьи и кочи бороздили полярные моря задолго до первых арктических плаваний западноевропейских путешественников.

Стивен Барроу был одним из первых, кто проник в Студеное море. В 1555 году его пинасса зашла в Кольскую бухту. "Пока мы стояли на этой реке, — пишет английский мореплаватель, — мы ежедневно видели, как по ней спускались вниз много русских лодей, экипаж которых состоял минимально из 24 человек, доходя на больших до 30... Люди с них заявили мне, что они также готовятся отплыть на север для ловли моржей и семги. Среди русских был один, по имени Гавриил, который... знаками... объяснил мне, что при попутном ветре нам было всего 7—8 дней пути до реки Печоры... Этот Гавриил обещал предупреждать меня о мелях, и он это действительно исполнил... 22 июня мы выехали из реки Колы со всеми русскими лодьями. Однако, плывя по ветру, все лодьи опережали нас; впрочем, согласно своему обещанию, Гавриил и его друг часто приспускали свои паруса и поджидали нас".

Русские поморы строили прочные, хорошо приспособленные к плаваниям во льдах суда. Лодьи, о которых пишет Барроу, поднимали до 200 тонн груза — для сравнения можно напомнить, что грузоподъемность каравелл Колумба и Магеллана, кораблей Уиллоби и Гудзона не превышала 120—160 тонн. Поморы, без сомнения, были величайшими знатоками морских льдов, условий плавания по Студеному морю. Достаточно сказать, что для обозначения различных видов льда и описания его движения в словаре поморов существовало около сотни терминов, которые — факт поразительный! — составили в настоящее время основу современной международной классификации льдов.

В середине XVI столетия русские лодьи и кочи уже совершали регулярные рейсы к Новой Земле, доходя до северной ее оконечности, и к берегам Груманта. История не сохранила нам ни имен первооткрывателей этих полярных архипелагов, ни дат их открытия. Некоторые историки предполагают, что и Новая Земля, и Грумант были известны поморам уже в XI веке. Другие говорят более осторожно — в XIV—XV веках.

Так или иначе, только в 1596 году Виллем Баренц вторично "откроет" Грумант и назовет Шпицбергеном. А на Новой Земле он неоднократно видел и кресты, и обломки русских судов, и даже поморские становища. Де Фер, летописец экспедиций Баренца, рассказывая о плавании 1594 года, пишет: "Добравшись на лодке до берега... наткнулись на следы людей, которые, очевидно заметив моряков, успели убежать... Там оказалось шесть полных мешков ржаной муки, спрятанных в земле, и куча камней у креста, а в расстоянии ружейного выстрела стоял еще другой крест с тремя деревянными домами, выстроенными по северному обычаю... Они обнаружили также пять или шесть гробов, полных костями умерших, не зарытых в землю, а заваленных камнями. Там лежала также сломанная русская лодья, длина киля которой была 44 фута".

Первое письменное упоминание о Груманте (Груланде) встречается в письме немецкого ученого Иеронима Мюнцера к португальскому королю Жуану II. Оно датировано 1493 годом: "Под суровой звездой арктического полюса... недавно открыт большой остров Груланда... на котором находится величайшее поселение людей под... господством... великого герцога Московии".

По семейным преданиям поморского рода Старостиных, их прапра... предки начали плавать на Грумант "еще до основания Соловецкого монастыря", то есть ранее 1425 года. Кстати сказать, есть на Шпицбергене мыс Старостина, названный в честь одного из представителей этого славного рода. Тридцать два раза зимовал он на Шпицбергене (в том числе — пятнадцать лет подряд) и умер в 1826 году в своем становище в заливе Гринхарбур, где и погребен.

Вплоть до середины XIX века у поморов существовала некая особая "специальность" — груманланы. Под руководством опытного кормщика они уходили к берегам Груманта — Шпицбергена и здесь зимовали, промышляя оленя, песца, медведя, морского зверя.

... "Российские матрозы", казалось бы обреченные на суровом арктическом островке, сумели сохранить и надежду, и волю к жизни. Двенадцатью пулями наши груманланы убили двенадцать оленей. Потом нашли на берегу бревно плавника со вбитым в него железным крюком и сумели отковать наконечник копья. Копьем убили медведя, из жил его нарезали тонкие полоски — тетивы. Из плавника сделали луки, стрелы и сумели добыть две с половиной сотни оленей, не считая великого множества песцов, которых в основном ловили силками. Одежду и обувь они шили из звериных шкур самодельными иглами. И так вот, питаясь одним только мясом, без хлеба, без соли, прожили они на острове шесть лет и три месяца, пока не подошло к острову случайное судно, которое и доставило их на родину — в Мезень. Правда, один из них все же умер незадолго до подхода судна к острову.

Историю этой необычайной зимовки описал русский академик П.-Л. Ле Руа. По его просьбе мезенские груманланы были вызваны в Петербург и весь рассказ записан с их слов. Ле Руа поразило самодельное оружие, которое они привезли с собой с острова. По словам академика, один из груманланов охотился на оленей только с ножом — демонстрируя свое умение в Петербурге, он "выпереживал самую быструю лошадь".

Конечно, далеко не всегда морские походы поморов и зимовки оканчивались благополучно. Но вновь и вновь уходили в море лодьи и кочи - к берегам Груманта, к берегам Новой Земли, на восток — "встречь солнцу"!

В мировой истории немного таких вот примеров — не мореплаватели-одиночки, а сотни, тысячи поморов год за годом уходили в океан. Конечно, море было их кормильцем. Уходили на промысел рыбы, морского зверя, пушнины. Но не только! Еще и для того, чтобы хоть краешком глаза заглянуть — что там, за горизонтом?

Мы привыкли считать, что освоение Сибири началось походами Ермака. Но это не совсем так! Во второй половине XVI века поморы уже познакомились с Карским морем, достигли Обской и Тазовской губы. В 1601 году построили на реке Таз "златокипящую Мангазею" — легендарную столицу Сибири. Вот уж, действительно, — "златокипящую", по таможенным данным, из Мангазеи ежегодно вывозили до 100 тысяч соболей!

Что еще надо, если б не это — заглянуть за горизонт! Отсюда, из Мангазеи, устремились русские землепроходцы дальше на восток. Иногда по рекам — через волоки, иногда морем. От Мангазеи до восточной оконечности Азии — без малого 120 градусов долготы, почти треть Земного круга. Но меньше, чем через полвека, — удивительная скорость продвижения! — остались просторы Сибири позади.

В 1639 году Иван Москвитин вышел к берегам Охотского моря, в 1644 году Василий Поярков достиг устья Амура, в 1648 году Семен Дежнев обогнул восточную оконечность Азии — современный мыс Дежнева.

Северная оконечность Азии называется на картах "мыс Челюскина" — отважный штурман достиг этой точки в мае 1742 года. Но в 1940, 1945 годах у северо-восточного побережья Таймыра — в заливе Симса и на северном из островов Фаддея — были сделаны интереснейшие находки: останки трех людей, оружие, меха, медная посуда, ножи, компас и солнечные часы, различные обменные товары — кресты, перстни, бисер... На рукоятке одного из ножей — имя владельца: "Акакий-муромец". Найдено здесь и множество древних русских монет — 3323 штуки. Самые поздние из них датированы 1617 годом. Никаких документальных свидетельств об этом плавании не сохранилось — точнее, пока не найдено. Однако находки свидетельствуют, что в начале XVII века ("около 1620 года", — осторожно говорят ученые) русские землепроходцы уже обогнули северную оконечность Азии. А к середине XVII века прошли вдоль всего побережья Сибири и вышли в Тихий океан.

Документы о плавании Семена Дежнева, к счастью, сохранились: "... А с Ковыми реки итти морем на Анандыр реку есть нос, вышел в море далеко... а против того носу есть два острова, а на тех островах живут Чухчы... а с Русскую сторону носа признака: вышла речка, становье тут у Чухочь делано, что башни из кости Китовой, и нос поворотит кругом к Анандыре реке подлегло, а доброго побегу от носа до Анандыря реки трои сутки..."

Река Анандыр (Анадырь — по-современному), которую открыл Дежнев, уже во второй половине XVII века появилась на чертежах Сибири. Причем в полном соответствии с действительностью устье Анадыря обычно показывали на восточном побережье Азии, а устье Ковыми-реки (Колымы) — на северном. Однако в Москве, а тем более в Западной Европе, великое географическое открытие русского казака-помора, кажется, вовсе не заметили. Еще три четверти века оставался для географов нерешенным вопрос — соединяются ли Азия с Америкой?

К сожалению, многие документы о смелых плаваниях поморов безвозвратно утеряны. В 1779 г., например, сгорел архив Архангельской губернской канцелярии. Погибли в огне архивы Тобольска, Якутска, Иркутска... Да и сейчас архивные документы нередко гибнут.

… Мы зачитываемся книгами Карамзина и Ключевского, знаем имена царствовавших особ. Но историю открытия нашей страны мы до сих пор познаем очень плохо. Имена первопроходцев остаются в безвестности...

"Самая дальняя и трудная и прежде никогда не бывалая…"

Петр I уже прорубил окно в Европу, но границы Российского государства все еще не были очерчены. Неясным оставался даже важнейший вопрос — соединяется ли Азия с Америкой? Правда, на большинстве карт пролив между двумя материками показывали еще с XIV в. Но это был только географический миф — неверно истолкованная фраза Марко Поло. В 1648 г. русский казак Семен Дежнев уже прошел этим проливом, но его свидетельство не казалось убедительным — ведь "скаски" — донесения землепроходцев были зачастую достаточно противоречивы.

Решив снарядить Камчатскую экспедицию, Петр предполагал, судя по всему, что никакого пролива вовсе не существует.

Начальник экспедиции обрусевший датчанин Витус Беринг получил инструкцию, составленную царем: "Надлежит на Камчатке или в другом тамож месте зделать один или два бота с палубами. На оных ботах (плыть) возле земли, которая идет на норд, и по чаянию, понеже оной конца не знают, кажется, что та земля — часть Америки. И для того изкать, где оная сошлась с Америкою".

Вглядываясь сквозь века, трудно — пожалуй, даже невозможно — осознать величие их подвига. Представьте себе, прежде чем начать экспедицию — только начать! — им предстоит пройти без малого десять тысяч верст — от Санкт-Петербурга до Охотского моря. Сибирь еще только начинает заселяться: они должны везти с собой все — инструменты, одежду, продовольствие. И еще — гвозди и смолу, парусину, канаты, якоря. Канаты приходилось развивать по стреньгам, якоря — рубить на куски. Там, на берегу Охотского моря, будут они строить корабли — прежде чем начать экспедицию...

В январе 1725 г. потянулись из Санкт-Петербурга подводы. Сплавлялись, где можно, по рекам, тащили лодки бечевой вверх по течению.

Два года, два долгих года занял путь до Охотска. Сотни лошадей, ездовых собак потребовались для переброски груза. Тайга, болота, заснеженные хребты... На одном из переходов 267 лошадей погибли от бескормицы. Но люди шли.

"Оголодала вся команда, — писал Беринг, — и от такого голоду ели лошадиное мертвое мясо, сумы сыромятные и всякие сырые кожи, платье и обувь кожаные".

Иногда не было ни лошадей, ни собачьих упряжек. Тогда приходилось впрягаться самим: "Каждый получал груз в шесть пудов (около 100 кг) и грузил его на узкие длинные сани... их он был обязан доставить к месту назначения груза. Эта работа оказалась крайне тяжелой и утомительной, так как пришлось на протяжении шести месяцев пятнадцать раз проделать путь туда и пятнадцать раз обратно и пройти таким образом каждому около трехсот немецких миль (2200 км), и притом все время в запряжке, на манер лошади"...

Только в июле 1728 г. бот "Святой Гавриил", построенный участниками экспедиции, вышел наконец в море. Беринг нанес на карту Камчатку и восточное побережье Чукотки, "Святой Гавриил" прошел через пролив, который теперь мы называем Беринговым, и достиг широты 67°18'.

Беринг убедился, что за одним из мысов берег резко поворачивает и уходит к западо-северо-западу. Живущие здесь чукчи единодушно утверждали: "А земля наша отсюда поворотилась налево и пошла далеко", "по берегу морскому к Колыме живут люди все нашего роду".

Современник Беринга академик Миллер, впервые сообщивший о результатах Камчатской экспедиции, писал тогда: "По сему заключил капитан с не малой вероятностью, что он достиг самого края Азии к северо-востоку — ибо ежели берег оттуда непременно простирается к западу, то нельзя Азии соединиться с Америкой".

И все же сомнения оставались. Ведь Беринг все-таки не достиг (и даже не видел) берегов Америки. Сам он прекрасно понимал, что вопрос будет решен окончательно только тогда, когда на картах появятся реальные очертания всего северного побережья России. Нужны не примитивные чертежи, составленные по донесениям землепроходцев, а настоящие карты, базирующиеся на астрономических определениях координат. Вернувшись в 1730 г. в Санкт-Петербург, он выдвинул грандиозный план новой экспедиции, которая должна была расставить все точки над "i", должна была окончательно решить — существует ли в действительности Северо-Восточный проход (морской путь из Атлантического океана в Тихий вокруг берегов Сибири).

Официально новая экспедиция называлась Второй Камчатской, но в историю она вошла как Великая Северная. Плавание к берегам Америки стало теперь лишь одной из задач. Второй отряд должен был достичь берегов Японии. Третий — "академический" — изучал внутренние районы Сибири. А еще четыре отряда должны были нанести на карты северное побережье — от Архангельска до Чукотки.

Почти шестьсот русских моряков участвовало в работе отрядов. И еще пять тысяч человек обеспечивали транспортировку грузов, доставляя продовольствие и все необходимое в Тобольск, Туруханск, Якутск, Охотск, на Камчатку. Общее руководство экспедицией осуществлял капитан-командор Беринг.

Понятно, что снабжение огромной экспедиции, разбросанной по всей Сибири, требовало исключительной энергии. Только на одном участке, например от Якутска к Юдомскому кресту, там, где людям самим нередко приходилось впрягаться в упряжь, было перевезено за год 13 896 пудов муки (более 212 т), 593 пуда сухарей (более 9 т), 2702 пуда круп (43 т) и множество других продуктов. А продолжались работы экспедиции десять лет. Можно представить себе, сколько трудов и забот легло на плечи Беринга.

Знакомясь с подлинными документами — донесениями, вахтенными журналами, дневниковыми записями, — нельзя не восхищаться терпеливым мужеством русских моряков. Столетие спустя историк напишет: "Ни больших выгод им не предвиделось, ни большой славы себе они не могли ожидать, и между тем, исполняя свой долг, они совершали такие чудесные подвиги, каких не очень много в истории мореплавания".

"Святой Петр" и "Святой Павел" под командованием Витуса Беринга и Алексея Чирикова вышли из Петропавловска вместе, но вскоре в тумане разлучились. Оба они, хотя и порознь, достигли неведомых берегов Америки, оба прошли вдоль неизвестной ранее гряды Алеутских островов. Их открытия впоследствии хорошо дополнили друг друга.

Около трех месяцев продолжалось плавание каждого из кораблей — штормы, почти постоянные туманы. На кораблях свирепствовала цинга.

Первый помощник Беринга лейтенант Свен Ваксель писал на обратном пути: "У меня не осталось почти никого, кто бы мог помочь в управлении судном. Паруса к этому времени износились до такой степени, что я всякий раз опасался, как бы их не унесло порывом ветра. Заменить же их другими за отсутствием людей я не имел возможности. Матросов, которые должны были держать вахту, приводили туда другие больные товарищи из числа тех, которые были способны еще немного двигаться. Матросы усаживались на скамейку около штурвала, где им и приходилось в меру своих сил нести рулевую вахту. Сам я тоже с большим трудом передвигался по палубе, и то только держась за какие-нибудь предметы".

Люди умирали один за другим, и, когда уже поздней осенью показалась на горизонте земля, решено было зазимовать. Больных начали перевозить на берег, но многие из них умирали, как только их выносили на свежий воздух.

"Вся страна представляла печальный и ужасный вид, — пишет Ваксель. — Покойников, которых не успели еще предать земле, обгладывали песцы; не боялись они подходить и по-собачьи обнюхивать беспомощных больных, лежавших на берегу без всякой защиты. Иной больной кричит от холода, другой жалуется на голод и жажду — цинга многим так страшно изуродовала рот, что от сильной боли они не могли есть. Почти черные, как губка распухшие десны переросли и покрыли зубы".

Здесь, на островке, названном впоследствии его именем, скончался капитан-командор Беринг. А всего из состава экипажа "Святого Петра" умер 31 человек.

Алексей Чириков на "Святом Павле" успел, к счастью, до начала зимы вернуться на Камчатку, но и он потерял 26 человек.

А в отряде Питера Ласиниуса, зазимовавшем вблизи устья Лены, из 52 человек погибли от цинги 38.

Перед отрядом лейтенанта Василия Прончищева стояла, пожалуй, самая сложная задача: нанести на карты самый северный и самый трудный участок побережья - между устьями Лены и Енисея. Дважды на дубель-шлюпе "Якуцк" пытался Прончищев пробиться сквозь сплоченные льды. Он достиг почти 78-й параллели — севернее северной оконечности Таймыра, но так и не смог проложить путь на запад. Он умер от цинги, скончалась и его жена — первая в мире арктическая путешественница, разделявшая с мужем все тяготы ледовых плаваний и зимовок. Но вновь, в третий и в четвертый раз, пошел на штурм льдов дубель-шлюп "Якуцк" — теперь уже под командованием лейтенанта Харитона Лаптева. И только в 1742 г. — шел уже десятый год экспедиции! — штурман отряда Семен Челюскин все-таки достиг на собачьей упряжке северной оконечности материка — мыса, который назван теперь его именем.

Некоторым географам казалось невероятным, что в условиях арктической пустыни, при морозах до 40 градусов, можно пройти на собачьей упряжке четыре тысячи (!) километров. Может быть, поэтому подвиг Челюскина долгое время ставился под сомнение. Писали, что он "решился на неосновательное донесение, чтобы развязаться с ненавистным предприятием". Утверждали, что их совместный с Харитоном Лаптевым победный отчет написан, мол, ими "не выходя из Хатангского зимовья".

Челюскина "реабилитировали" только через 136 лет, когда впервые после него удалось вновь достичь северной оконечности Азии: "Челюскин действительно посетил этот мыс. Верное очертание мыса дает право утверждать это".

Конечно, еще много раз пришлось уточнять географическую карту. Но в 1745 г., когда закончилась Великая Северная экспедиция, на карте впервые появились достаточно точные очертания северного и восточного побережий Азии, достаточно точные очертания России. Участники Академического отряда определили множество астрономических пунктов, уточнили карту Сибири, дали — пусть в самых общих чертах — общее географическое описание Сибири, впервые подготовили многотомный труд "История Сибири", сохранив для потомков многие ныне утраченные документы.

"Самая дальняя и трудная и прежде никогда не бывалая", — писал о Великой Северной экспедиции первый ее историк. Справедливо сказано! В летописи географических открытий нет другой экспедиции, которую можно было бы сравнить с Великой Северной — по грандиозности замысла, по размаху работ, по достигнутым результатам!

<…>

Из дореволюционных морских экспедиций надо упомянуть экспедицию И. И. Биллингса — Г. А. Сарычева, экспедиции Ф. П. Врангеля и П. Ф. Анжу, экспедицию Б. А. Вилькицкого.

Изучение Урала начал в 1771 г. И. И. Лепехин, большое путешествие по Сибири в 1842—1845 гг. совершил А. Ф. Миддендорф.

Географическая карта — памятник первопроходцам! На ней вы найдете и Берингов пролив, и Берингово море, и остров Беринга, и берег Прончищева, и берег Харитона Лаптева, и мыс Челюскин, и бухту Прончищевой...

Е. В. Анисимов. Петр Первый: рождение империи
О. Р. Бородин. Византийская Италия в борьбе за независимость
А. Дегтярев, доктор исторических наук. О Государственном флаге России
Повесть о смерти воеводы М. В. Скопина-Шуйского
Повесть о стоянии на Угре
Поучение Владимира Мономаха
Б. В. Сапунов. О почитании книжном
С. О. Шмидт. "История государства Российского"

Copyright © 2006-2011 Библиотека "Халкидон"
При использовании материалов сайта ссылка на halkidon2006.orthodoxy.ru обязательна.