…Русские историки нередко обвиняли Поссевино в пропольской пристрастности. Между тем известно, что как посредник он подвергался нареканиям с обеих сторон. На первый взгляд, всего естественнее для него было бы симпатизировать Польше как представительнице католического мира. Скорее всего, так оно и было. Но в ходе переговоров он не терял надежды достичь церковного единства с Московией и привлечь Ивана к антитурецкой коалиции. Эти расчеты заставляли его принимать во внимание и русские интересы. Наличие обеих тенденций позволяет допустить, что Поссевино старался выглядеть как честный и беспристрастный арбитр, дабы завоевать доверие к своей миссии и стоящему за ней Григорию XIII. Насколько ему удавалась эта роль — уже другой вопрос, но очевидно, что глобальные интересы Ватикана были для иезуита несоизмеримо важнее, чем локальные интересы Польши, при всем ее римо-католичестве.

В Москве, куда Поссевино прибыл 14 февраля 1582 г., его ожидала пышная встреча и богатые подарки, но обещанное царем собеседование о вере по-прежнему откладывалось. Терпеливый иезуит не отступал и продолжал напоминать Ивану о его слове. Наконец наступил долгожданный день, представлявшийся эмиссару Ватикана главной целью всей предшествующей его деятельности. Поссевино надеялся, что теперь, когда мир заключен, царь скорее склонится к его доводам.

Но он жестоко просчитался. Достигнув желаемого, Иван предпочел уклоняться от прений. К тому же, как ни желал он мира, вынужденный отказ от Ливонии — т. е. от важнейшей внешнеполитической цели, которую он ставил перед собой большую часть царствования, — несомненно, переживался им как тяжелая неудача. Не удовлетворяла его поэтому и посредническая роль Поссевино — свидетеля его жестокого унижения. Не допуская мысли о соединении с еретичествующей латинской церковью, царь был далек от намерения вникать в доводы иезуита. Вместе с тем ему не хотелось показаться неучтивым и оскорбить в лице Поссевино своих католических соседей — западных государей, ко многим из которых он относился с неподдельным интересом и симпатией. Вот почему согласие на беседу в конце концов последовало, а происходила она в течение трех дней — 21, 23 февраля и 4 марта в кремлевском дворце Грозного. Первоначально Иван, по-видимому, не имел намерения ввязываться в серьезный диспут, но страстная натура и любовь к богословию пересилили все другие соображения, и это придало собеседованию чрезвычайно живой и острый характер.

Сличение рассказа Поссевино о беседах в Кремле с официальной московской их версией выявляет как поразительное сходство, так и вполне понятные расхождения. Отдавая должное свидетельствам обеих сторон, мы можем более или менее точно воссоздать ход и содержание дискуссии.

Эти встречи нельзя назвать классическими прениями о вере, в ходе которых те или иные богословские суждения подвергаются тщательному исследованию, а затем принимаются или отвергаются. Здесь не было строго чередующихся выступлений; ни царь, ни иезуит не стремились к систематическому и внятному для оппонента изложению своих богословских позиций. Все это более походило на состязание в красноречии и аффектацию личной твердости в вере. На основании источников складывается ясное и живое представление об участниках встречи. Воображению Поссевино рисовалось глубокое и всестороннее обсуждение теоретических проблем с оппонентом, не менее его искушенным в теологии, гомилетике и диалектике. Он собирался начать с незначительных вопросов и, постепенно переходя к более важным аспектам вероучения, завершить свою речь призывом покориться папе как вследствие объективно присущей тому правоты, так и ввиду прецедента, созданного митрополитом Исидором на Флорентийском Соборе и обязывающего Ивана последовать его примеру. Далее предполагалось, что царь выскажет свои контраргументы, а он, Поссевино, успешно их опровергнет. Искушенный в прениях иезуит оказался совершенно не подготовленным к тому яркому и хлесткому стилю полемики, какой упорно навязывался ему Грозным, и к неожиданным поворотам беседы, в которых проявлялся необычный характер его противника.

Поначалу царь не захотел даже рассматривать доводы Поссевино и несколько раз повторил, что не желает вести прения о вере с иезуитом, но в конце концов не удержался и вступил в спор. Он выказал недюжинное красноречие, доскональное знание Священного Писания и, наконец, свой необузданный нрав, заявив, что “папа есть волк, а не пастырь”^[1]. Пристальное внимание к особенностям богослужебной практики и церковного быта Запада (бритое духовенство, изображение креста на туфлях у папы и т. д. и т. п.), как и специфическое понимание Библии, были отличительными чертами религиозного сознания не только Ивана, но и большинства образованных русских того времени. В свою очередь ответы Поссевино обнаруживают поразительное (учитывая его тщательную подготовку) непонимание исторических путей Русской Церкви и специфики церковного сознания московитов. Многие доводы иезуита основывались на ошибочном мнении, будто решения Флорентийского Собора были приняты здесь всем церковным обществом и самим великим князем, между тем как и русская иерархия, и великий князь Василий II решительно их отвергли, а подписавший Соборное Определение об унии митрополит Исидор по низложении даже подвергся заточению (в конце концов ему было позволено бежать на Запад). Другое заблуждение Поссевино заключалось в недооценке внимания московитов к внешним деталям. Это тем более странно, что в своих сообщениях из Москвы он подчеркивал, какое значение придается ими точному соблюдению обряда.

Сосредоточенный на главной цели миссии, он, по всей вероятности, упустил из виду эту сторону дела во время беседе царем. Так, бритье бороды прямо запрещалось Стоглавым Собором (1551 г.), созванным самим Иваном в первые годы его правления^[2]. Папский же обычай носить на туфлях изображение креста (ношение которого ниже пояса воспринималось московитами как величайшее неуважение к орудию страстей Христовых), а также благословлять верующих, будучи носимым на престоле, было глубоко оскорбительно для православного благочестия (узнав о подобных обычаях, царедворцы Ивана пришли в великое смущение). И хотя в ответах своих Поссевино обнаружил чрезвычайную находчивость и звучали они вполне умно, они не исправили дела — преимущественно потому, что использовались как аргументы в пользу признания папского авторитета. Между тем такое признание означало бы для царя добровольный отказ от абсолютной власти, ставшей делом всей его жизни и стоившей его державе целых рек крови. Не удивительно поэтому, что прения о вере, на которые папский посол возлагал столь большие надежды, закончились ничем.

При этом за время пребывания в русской столице Поссевино оказывались поистине королевские почести и знаки особого благоволения со стороны царя. По его ходатайству были освобождены восемнадцать пленных римского исповедания и значительно смягчены условия содержания для остальных. Но Иван решительно отклонил просьбу о сооружении в Москве католического храма, заявив, что здесь никогда не было инославных церквей и что для католиков довольно будет царского дозволения держаться своей веры без помех и стеснений^[3].

Касаясь союза против турок, Грозный сказал, что страна его к новой войне не готова, но, дескать, впоследствии он мог бы вернуться к вопросу о своем участии в ней. Поссевино пришлось удовольствоваться этим ответом.

Предложив Ивану послать для обучения в Рим несколько способных русских юношей, он получил отказ и здесь. Единственной уступкой со стороны Грозного было снаряжение посольства к папскому двору во главе с Яковом Молвяниновым для передачи послания, исполненного самых общих уверений в братстве и любви^[4].

15 марта после заключительной аудиенции у царя и получения новых даров Поссевино выехал из Москвы, а 24-го прибыл в Ригу, где находился тогда Баторий. Составив здесь отчет орденскому руководству об итогах миссии^[5], он отправился с посольством Молвянинова в Рим, которого и достиг 13 сентября.

Посольская миссия Якова Молвянинова ни к каким конкретным результатам не привела, поскольку Иван не дал своему дипломату никаких полномочий для переговоров. Заключив перемирие с Польшей, царь более не имел немедленной нужды в папе.

Святитель Макарий, митрополит Московский
Архимандрит Макарий (Веретенников). Русские митрополиты в эпоху Святителя Макария
Послание Ивана Грозного Василию Грязному
Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II. О попытках псевдоревнителей Православия самочинно канонизировать тиранов и авантюристов
Митрополит Киевский и всея Украины Владимир. Идея канонизации Ивана Грозного и Григория Распутина носит провокационный характер
Диакон Андрей Кураев. Почему не созывают Поместный Собор?
Протоиерей Владислав Цыпин. Идея этой канонизации – провокационная
Работы А. Л. Дворкина:

Copyright © 2006-2011 Библиотека "Халкидон"
При использовании материалов сайта ссылка на halkidon2006.orthodoxy.ru обязательна.