В прежние времена смерть святых чествовали сетованием и слезами. Горько плакал Иосиф об умершем Иакове (Быт. 50, 1); немало сетовали иудеи о кончине Моисеевой (Втор. 34, 8) и Самуила почтили многими слезами (1 Цар. 25, 1). А ныне ликуем при кончине преподобных, потому что естество скорбного изменилось после креста. Не плачем уже сопровождаем смерть святых, а в восторженных ликованиях веселимся при их гробах, потому что смерть для праведных — сон, вернее же сказать, — отшествие к лучшей жизни. Поэтому закалаемые мученики радуются: желание блаженнейшей жизни умерщвляет в них ощущение болезней при заклании. Мученик смотрит не на опасности, но на венцы, не ужасается ударов, но вычисляет награды, видит не исполнителей казни, бичующих здесь на земле, но представляет себе ангелов, приветствующих с неба, имеет в виду не кратковременные опасности, но вечные воздаяния. И у нас уже мученики пожинают светлый залог славы, потому что от всех оглашаемых восторженными приветствиями из гробов ловят они в мрежу свою тысячи народа.

Это же самое исполнилось ныне над мужественным Варлаамом. Прозвучала бранная труба мученика и, как видите, собрала воинов благочестия. Провозглашен лежащий Христов подвижник и окрылил зрелище Церкви. И как сказал Владыка верных: "Верующий в Меня, если и умрет, оживет" (Ин. 11, 25), так мужественный Варлаам умер и созывает тожественные собрания, поглощен гробом и приглашает к пиршеству.

Теперь благовременно нам воскликнуть: "Где мудрец, где книжник, где совопросник века сего?" (1 Кор. 1, 20). Сегодня у нас непобедимым учителем благочестия поселянин, которого мучитель влек, как легкую добычу, но в котором по испытании узнал непреодолимого воина, над которым смеялся за его неправильную речь и который устрашил ангельским мужеством, ибо нравы его не огрубели вместе с орудием слова и рассудок не оказал в себе тех же недостатков, какие были у него в слогах. Но стал он вторым Павлом, с Павлом говоря: "хотя и невежда в слове, но не в познании" (2 Кор. 11, 6). Бичующие его исполнители казни приходили в оцепенение, а мученик оказывался возрастающим в силах; ослабевали руки строгающих, но рассудок строгаемого не преклонялся; бичи расторгали сплетения жил, но крепость веры делалась более нерасторгаемою; исчезала плоть на истерзанных боках, но цвело любомудрие разума; большая часть плоти омертвела, но мученик был бодр, как не начинавший еще подвигов.

Когда любовь к благочестию поселится в душе, тогда все виды браней для нее смешны, и все терзающие ее за любимый предмет более услаждают, нежели поражают. Свидетелем мне в этом любовь апостолов, которая некогда делала для них приятными бичи иудеев. Ибо сказано: "Они же пошли из синедриона, радуясь, что за имя Господа Иисуса удостоились принять бесчестие" (Деян. 5, 41).

Таков и ныне прославляемый нами воин. Мучения вменял он себе в веселие, бичуемый думал, что бросают в него розами, теней нечестия избегал, как стрел, а гнев судии почитал тенью дыма, смеялся свирепым приказам копьеносцев, шествовал среди опасностей, как среди венков, увеселялся побоями, как почестями, жесточайшим мучениям радовался, как бы блистательнейшим наградам, презирал обнаженные мечи, с таким же ощущением принимал на себя руки исполнителей казни, как бы они были мягче воска, древо казни лобызал, как спасительное, темничными затворами наслаждался, как лугами, вновь изобретаемыми мучениями услаждался, как разнообразием цветов. Правая рука его была крепче огня, который враги употребили против него как последнее средство. Ибо, возложив огонь на жертвенник для возлияния демонам, привели и поставили перед ним мученика и велели ему над жертвенником держать распростерши правую руку — употребили ее вместо медного алтаря, злодейски возлагая на нее горящий ладан. Они надеялись, что рука, побежденная силою огня, вскоре по необходимости сложит ладонь на жертвенник.

Увы, какое хитросплетенное обольщение нечестивых! "Поскольку, — говорят они, — тысячи ран не поколебали его воли, то поколеблем пламенем хотя бы руку упорного борца. Поскольку разнообразными средствами не потрясли его душу, то приведем в потрясение по крайней мере десницу, действуя на нее огнем". Но жалкие эти люди не воспользовались сею надеждой. Ибо, хотя пламень прожигал руку, но рука продолжала держать на себе пламень, подобно пеплу, она не обратила хребта, подобно беглецам, враждующему огню, но неизменно держалась, доблестно борясь с пламенем, и дала мученику случай сказать словами пророка: "Благословен Господь, твердыня моя, научающий руки мои битве и персты мои брани" (Пс. 143, 1). Огонь вступил в брань с рукою — и поражение оказывалось на стороне огня. Завязалась борьба между пламенем и правой рукою мученика, и рука одержала какую-то небывалую в борьбах победу, хотя пламень проникал сквозь руку, однако же рука была еще распростерта для борьбы. Действительно, это рука, превосходящая упорством огонь! Рука, не учившаяся уступать огню! Огонь, наученный терпеть поражение от руки! Железо уступает огню, смягчаемое его мучительной силой. Медь не противится его властительству. Огнем препобеждается твердость камней. Но все преодолевающая сила огня, сжигая простертую руку мученика, не поколебала ее! Справедливо мученик мог воскликнуть при сем к Владыке: "Ты держишь меня за правую руку; Ты руководишь меня советом Твоим и потом примешь меня в славу" (Пс. 72, 23. 24).

Как наименую тебя, доблестный воин Христов? Назову ли изваянием? Но много унижу твою терпеливость. Огонь, приняв на себя изваяние, размягчает его, а правую твою руку не убедил и к тому, чтобы она показала движение. Наименую ли тебя железом? Но нахожу, что и этот образ ниже твоего мужества. Ты один убедил пламень не делать насилия руке; ты один имел руку алтарем. Ты один пламенеющею десницею поражал лица демонов, и тогда обращенною в уголь рукою поразил их главы, а ныне обращенною в пепел десницею попираешь и ослепляешь их полчища.

Но для чего детским лепетом уничижаю доблестного подвижника? Уступим место языку величественнейших в честь его песней, призовем на сие велегласнейшие трубы учителей. Восстаньте теперь передо мною вы, славные живописатели подвижнических заслуг! Добавьте своим искусством это неполное изображение военачальника! Цветами вашей мудрости осветите неясно представленного мною венценосца! Пусть буду побежден вашим живописанием доблестных дел мученика, рад буду признать над собою и ныне подобную победу вашей крепости. Посмотрю на эту, точнее изображенную вами, борьбу руки с огнем. Посмотрю на этого борца, живее изображенного на вашей картине. Да плачут демоны, и ныне поражаемые у вас доблестями мученика! Опять да будет показана им палимая и побеждающая рука! Да будет изображен на картине и Подвигоположник в борьбах, Христос, Которому слава во веки веков! Аминь.

Протодиакон Андрей Кураев