Не безвременно, я думаю, будет настоящее письмо к отеческой твоей святости, не только потому, что им исполняется долг любви, но и потому, что оно откроет некоторую скорбь, скрывающуюся в смиренной душе нашей. Если угодно, внемли словам моим.

По возвращении после свидания в Акрите с вами, святыми отцами, я встретился с братом нашим Афанасием и рассказал ему подробно обо всем, о чем мы рассуждали о Господе, прибавив, что и Мидикийский игумен одобряет Максимина за прекрасное его обращение, т. е. за оправдание и исповедание. Он же не согласился с этим и на мой вопрос представил следующую причину своего несогласия: в оправдании, которое написал Максимин и которое сам Афанасий читал, Максимин говорит, что он причащался, но не имел общения, и что это есть экономия, не заключающая отступления от истины, хотя и не с точным ее соблюдением.

Что это, почтеннейший отец? Не исповедует ли он, кратко сказать, следующего: "Из сожаления к старости я погубил душу свою, приняв участие в отвержении иконы Христа, Богородицы и всех святых,— ибо такова иконоборческая ересь,— и соединившись в этом с нечестивыми; затем до конца я оставался в своем монастыре, не подвергаясь гонению, тогда как наша Церковь потрясалась?" Не так ли он исповедуется и сетует? Но все эти слова — вздор, равно как и то, как говорил рассказывавший, когда он приводит в свое оправдание некоего Диания из отцов, который сделал то же и которого будто бы одобрил святой Василий, также и отца Григория Богослова.

О, как справедливо негодование священного архиерея нашего и всего сонма исповедников! Если это не есть общение и отступление, то какая польза от их трудов и подвигов, кровопролитий и страданий? Для чего и сам извергнут? Для чего оставляет монастырь? Для чего отлучается от священнодействия? О, скажу опять, божественное негодование! Содержа истину в неправде (Рим. 1, 18), он думает, что и отцы одинаково с ним поступали.

Обратим же внимание на эти неразумные слова. "Я причащался, но не имел общения",— говорит он. А знаменитейший из богословов в одном месте говорит: "я был причастником образа, и не сохранил его. Он делается причастником моей немощи, чтобы и образ спасти, и плоти даровать бессмертие; таким образом Он вступает во второе общение, гораздо превосходнейшее первого" ^[1]. Вот объясняется, что причащаться значит иметь общение.

Причастие и общение — одно и то же; первое получило свое название от выражения: иметь что-нибудь вместе, а второе от того, что имеющие что-нибудь вместе поступают сообща. И святой апостол говорит: Чаша благословения, которую благословляем, не есть ли приобщение Крови Христовой? Хлеб, который преломляем, не есть ли приобщение Тела Христова? Один хлеб, и мы многие одно тело; ибо все причащаемся от одного хлеба (1 Кор. 10, 16—17).

Вот и здесь свет мира (Мф. 5, 14) показывает, что причастие есть общение; и никто из здравомыслящих не скажет, что причастие не есть общение. Как Божественный Хлеб, которого причащаются православные, делает всех причащающихся одним телом, так точно и еретический хлеб, приводя причащающихся его в общение друг с другом, делает их одним телом, противным Христу; и пустословящий напрасно пустословит.

Если же он скажет, что, когда он причащался, ум его не был расположен к этому действию, то это еще более предосудительно: ибо, хотя он сознавал, что поступает недостойно, однако с сознанием грешил, не страшась Бога, Который может и душу, и тело ввергнуть на погибель в геенну (Мф. 10, 28), но боясь временно истязающего тело.

К чему неразумные оправдания? Как может он считать своими защитниками святых, которые говорят против него? Ибо, по их мнению, одно только подтверждение или отрицание в деле исповедания или отречения есть уже полное действие; и лицемерия даже только в прикосновении к жертве, не только идольской, но и частным образом закланной, они не допускали, чему есть бесчисленное множество примеров.

Не то же ли было и в предшествовавшее гонение? Священный Патриарх взят, изгнан, заключен в потаенное место; на престоле его христоборец; собор нечестивых; проклятие святого Никейского Собора; возобновление борьбы против Христа; ссылки святых епископов и игуменов, монахов и монахинь; пролитие крови, безвременные смерти, заключение в темницах, умерщвление голодом, разграбления; а что еще страшнее видеть и слышать,— оскорбление и попрание досточтимой иконы Христа, Богородицы, всех святых, разрушение храмов и жертвенников, осквернение и сожжение святынь.

При таких обстоятельствах, всякий причащающийся или участвующий в ядовитом хлебе не есть ли отступник от Христа, отверженный, нечестивый, если он не обратится назад через покаяние? Такова истина; за нее мученики были убиваемы и терпели все, не отступая от нее. Тем, которые поступают по сему правилу,— говорит апостол,— мир им и милость, и Израилю Божию (Гал. 6, 16).

Сообщаемое же о Диании и об отце Григория Богослова и другое что-либо подобное, выдуманное и написанное еретиками в искаженном виде, было обманом для обольщения простых, и не по какому-нибудь страху — нет! — подписывались святые. Поэтому у них тотчас же, как они узнавали обман, являлось негодование и смелое оправдание.

Это, святой отец, если возможно, передай тому человеку, чтобы он, узнав истину, отвергнул неправедную подпись и присоединился к благочестивым, так как он и стар, и подлежит епитимии, и для этого оставил знаменитый монастырь. Если же нет, то молись о нас, чтобы нам не иметь никакого общения в этом отношении с таким человеком, доколе он не раскается.

Примечания:

[1] Ср. творения Григория Богослова. М., 1889. Т. III. С. 229.

Текст приводится по изданию: Преподобный Феодор Студит. Послания. Книга 2. М.: Издательство имени святителя Игнатия Ставропольского, приход храма Святаго Духа сошествия, 2003. С. 52-55.