• На главную страницу
  • Богословие
  •  

    Библиотека “Халкидон”

    ___________________

    Православные богословы о церковном почитании Божией Матери

    Сборник материалов

    Часть вторая

     

    Протоиерей Георгий Флоровский. Приснодева Богородица

    Все догматическое учение о Владычице нашей выражено в двух Ее именах: Богородица и Приснодева - qeotokos и aeiparqenos. Оба имени получили кафолическое признание, оба приняты Вселенской Церковью. О девственном Рождении Спасителя прямо говорит Новый Завет; этот догмат - неотъемлемая часть церковного Предания. “Воплотившийся от Духа Свята и Марии Девы” (или “рожденный от Марии Девы”), - говорится в Символе веры. И это не просто утверждение исторического факта. Это вероучителъное утверждение, исповедание веры. Имя “Приснодева” формально принято на Пятом Вселенском Соборе (553 год). А “Богородица” - нечто большее, чем имя или хвалебное величание. Это догматическое определение в одном слове. Даже до Эфесского Собора (431 год) имя Богородицы было критерием истинной веры, отличительным знаком Православия. Уже святитель Григорий Богослов предупреждает Клидония: “Кто не исповедует Марию Богородицей, тот чужд Богу” (Epist. 101). Это имя широко употребляют Отцы четвертого и, может быть, даже третьего века, например, Ориген - если верить Сократу Схоластику (Hist. Eccl. VII, 32) и отрывкам, сохранившимся в катенах (In Luc. horn. 6 и 7). Несторий и его сторонники отвергали и порочили уже утвердившуюся традицию. Слово “Богородица” (qeotokos) не встречается в Писании - так же, как не встречается там слово “Единосущный” (omoousios). Однако ни в Никее, ни в Эфесе Церковь не вводила какого-то невиданного новшества. “Новые”, “небиблейские” слова были избраны именно ради выражения и сохранения древней веры Церкви. Верно, что Третий Вселенский Собор, занятый прежде всего христологией, не выработал специального мариологического учения. И поэтому тем более замечательно, что отличительной чертой, своеобразным паролем православной христологии стало именно мариологическое понятие. “Богородица” - ключевое слово христологии. “В этом имени, - говорит преп. Иоанн Дамаскин, - заключена, вся тайна Воплощения” (De fide orth. Ill, 12; PG 94, 1029). Поудачней формулировке Петавия: “Quem in Trinitatis explicando dogmate omoousiou vox, eumdem hoc in nostro Incamationis usum ac principatum obtinet qeotokos nomen” [Сколь употребительно и первостепенно при изъяснении догмата о Троице слово “Единосущный”, столь при нашем изъяснении Воплощения - слово “Богородица”] (De incamatione V, 15). В чем причина такого пристального внимания - вполне понятно. Христологическое учение, из которого изъята догма о Матери Христа, не поддается точному и правильному изложению. Все мариологические ошибки и споры нынешних времен коренятся в потере христологической ориентации, открывая острый “христологический конфликт”. В “усеченной христологии” нет места Матери Божией. Протестантским богословам нечего сказать о Ней. Однако не замечать Матери - значит не понимать Сына. И обратно, приблизиться к пониманию личности Преблагословенной Девы, начать правильно говорить о Ней можно лишь в христологическом контексте. Мариология - не самостоятельное учение, а лишь глава в трактате о Воплощении. Но, конечно, не случайная глава, не приложение, без которого можно обойтись. Она входит в самую сущность учения. Тайна Воплощения немыслима без Матери Воплощенного. Однако эта христологическая перспектива порой затемняется неумеренным преклонением, духовно нетрезвыми восторгами. Благочестие всегда должно следовать за догматом. Есть мариологический раздел и в учении о Церкви. Но ведь сам догмат о Церкви является “распространенной христологией”, учением о “totus Christus, caput et corpus” [всём Христе - Главе и Теле].

    Имя “Богородица” подчеркивает, что Рожденный от Марии - не “простой человек”, не человеческая личность, а Единородный Сын Божий, Один из Святой Троицы. Это - краеугольный камень христианской веры. Вспомним халкидонскую формулу: “Затем, следуя святым Отцам, мы исповедуем Одного и Того же Сына (ena kai ton auton). Господа нашего Иисуса Христа... прежде всех век рожденным от Отца по Божеству, а в последние дни Его же Самого (ton auton) нас ради и нашего спасения рожденного по человечеству от Марии Девы Богородицы”. Итак, ударение ставится на полном тождестве личности: “Того же”, “Его же Самого”, “unus idemque” [Одного и Того же] у святителя Льва Великого. Здесь мы видим и двоякое происхождение Слова (но не двух сыновей: это - несторианское искажение). Сын только Один: Рожденный от Девы Марии есть в самом полном и точном смысле слова Сын Божий. По словам преп. Иоанна Дамаскина, Святая Дева носила “не простого человека, но Бога истинного” (ou gar anqrwpon yilon... alla qeon alhqinon), однако Бога “не обнаженного, но воплощенного” - ou gumnon, alla sesarkwmenon. Тот же. Кто рожден в вечности от Отца, “в последние дни сии” рождается “без изменения” от Девы (De fide orth. III, 12; PG 94, 1028). Но здесь мы не найдем смешения двух природ. “Второе рождение” и есть Воплощение. Не новая личность появилась на свет от Девы Марии, но Предвечный Сын Божий стал человеком. В этом и заключается тайна Богоматеринства Девы Марии. Материнство, несомненно, личное отношение, отношение между двумя личностями. А Сын Марии - воистину Божественная Личность. Имя Богородицы неизбежно следует из имени Богочеловека. Одно невозможно без другого.

    Учение об ипостасном единстве включает в себя и концепцию Богоматеринства. К величайшему сожалению, в наше время тайна Воплощения слишком часто толкуется отвлеченно, словно абстрактная метафизическая проблема или диалектическая головоломка. Богослов, говорящий о Воплощении, с необычной легкостью соскальзывает в лабиринты рассуждений о конечном и бесконечном, о вечном и временном, обозначая этими понятиями лишь логические или метафизические отношения - и, увлекшись диалектикой, забывает о главном. Он забывает, что прежде всего Воплощение - деяние Живого Бога, Его личностное вторжение в тварное бытие, “нисхождение” Божественной Личности, личного Бога. Во многих нынешних попытках изложить веру Предания современным языком чувствуется тонкий, но явственный душок докетизма. Современные богословы так энергично подчеркивают Божественность Воплощенного, что Его земная жизнь уходит куда-то в тень, превращаясь в “Инкогнито Сына Божия”. Очевидно, что для этих авторов не существует абсолютного тождества Сына Божия и исторического Христа. Всё Воплощение сводится к символам: Господь Воплотившийся рассматривается как инкарнация какого-либо Божественного принципа или идеи (будь то Гнев Божий или Любовь, Кара или Милость, Суд или Прощение), но не как Живая Личность. Личностный аспект ускользает или намеренно игнорируется, ведь идея - даже идея Любви и Милосердия - не может воспринять человека в сыновство Богу: это возможно только Воплощенному Господу. Что-то реальное и очень важное произошло с человеком и для человека, когда Слово Божие “стало плотию и обитало с нами”, или точнее даже “вселися в ны” - eskhnwsen en hmin - по живописному выражению апостола Иоанна (Ин.1:14).

    “Но когда пришла полнота времени, Бог послал Сына Своего, Который родился от жены” (Гал. 4:4). Так подтверждает Писание ту истину, за которую боролись отцы Церкви в Халкидоне. Но каково точное значение и смысл этих слов: “родился от жены”? Материнство - даже чисто человеческое - не исчерпывается одним фактом физического рождения. Лишь пребывающий в абсолютной слепоте может не замечать его духовного значения. Само рождение устанавливает между матерью и ребенком особую духовную связь. Связь эта уникальна и неповторима: основа ее - привязанность и любовь. Можем ли мы, говоря, что Господь наш “рожден от Девы Марии”, забыть об этой любви? В данном вопросе, как и в христологии вообще, непозволителен никакой докетический уклон. Разумеется, Иисус был (и остается) Вечным Богом; однако Он воплотился, и Мария - Его Мать в полном смысле слова. Иначе Воплощение было бы ложью. Но это означает, что одно человеческое существо связано с Господом особыми и очень тесными отношениями: говоря прямо, для этого человека Иисус - не только Господь и Спаситель, но и Сын. С другой стороны, Мария была истинной Матерью своего Ребенка, и то, что Она - Мать человека, не менее важно чем то, что Она - Мать Бога. Ребенок Марии был Богом. Однако исключительность ситуации не умалила духовную сторону Ее материнства, так же как Божество Иисуса не мешало Ему быть истинным человеком и испытывать сыновние чувства в ответ на Ее материнскую любовь. И это не бессмысленные рассуждения. Недопустимо вторгаться в священную тайну уникальных, неизреченных отношений Матери и Ее Божественного Сына. Но еще менее допустимо обходить эту тайну совершенным молчанием. Так или иначе, жалким убожеством было бы видеть в Матери Господа лишь физический инструмент для облечения Его плотью. Такой взгляд не только узок и кощунствен - он с самых древних времен формально отвергнут Церковью. Богоматерь - не “канал”, по которому появился на свет Господь, но истинная Мать, от Которой Он берет Свою человеческую природу. Преп. Иоанн Дамаскин так и формулирует учение Церкви: Иисус не прошел “как бы через канал” (ws dia swlhnos), но воспринял от Нее (ex auths) единосущную с нами плоть (De fide orth. Ill, 12; PG 94,1028).

    Мария “обрела благодать у Бога” (Лк. 1:30). Она была избрана послужить тайне Воплощения. Этим предвечным выбором и предназначением Она была в какой-то мере отделена от человечества, выделена из творения. Можно сказать, что Она поставлена превыше всей твари. Она является представительницей рода человеческого, но в то же время превосходит его. В этом Божественном избрании заключено противоречие. Мария выделена из человечества. Еще до Воплощения, как будущая Мать Воплотившегося Господа, Она находится в особых и неповторимых отношениях с Богом, со Святой Троицей, ибо то, что происходит с Ней - не просто историческое событие, но исполнение предвечного решения Божия. В Божественной икономии Спасения у Нее Свое особое место. Через Воплощение человек вновь обретает единство с Богом, разорванное и уничтоженное грехопадением. Освященное человечество Иисуса стало мостом через пучину греха. А человечество дала Ему Дева Мария. Само Воплощение открыло для человечества новый путь, дало начало новому человеку. В Воплощении рожден “Последний Адам” - Человек воистину, но больше, чем просто человек: “Второй человек - Господь с неба” (1 Кор. 15:47). И Мария, как Мать этого “Второго Человека”, непосредственно участвует в таинстве искупительного ново-творения мира. Разумеется, Она входит в число искупленных. Она в первую очередь обретает Спасение. Ее Сын - Ее Искупитель и Спаситель, как и Искупитель всего мира. Однако лишь для Девы Марии Искупитель мира - Ее Сын, Ребенок, которого Она выносила и родила. Иисус рожден “ни от крови, ни от хотения плоти, ни от хотения мужа, но от Бога” (Ин. 1:13 - этот стих относится и к Воплощению, и к перерождению человека в крещении) - и тем не менее Он в самом прямом смысле “плод чрева” Марии. Его сверхприродное рождение - образ и источник нового бытия, нового, духовного рождения всех верующих, которое есть не что иное, как усыновление Богу - причастие освященному человечеству, “Второму Человеку”, “Последнему Адаму”. Мать “Второго Человека”, несомненно, входит в новую жизнь Своим, особым путем. И не будет слишком смелым сказать, что для Нее Искупление было некоторым образом предвосхищено в самом Воплощении. “Дух Святый найдет на Тебя, и сила Всевышнего осенит Тебя” (Лк. 1:35). Это истинное “богоявление” в полноте Духа и благодати. “Осенение” - теофаническое выражение и теофанический символ. И Мария поистине благодатна, исполнена благодати - gratia plena, kecaritwmenh. Благовещение для Нее - предвосхищение Пятидесятницы. Непостижимая логика Божественного избрания подталкивает нас к этому смелому сопоставлению. Не можем же мы рассматривать Воплощение лишь как некий метафизический трюк, не оказавший никакого влияния на судьбу людей, так или иначе в нем участвовавших. Бог никогда не использует человека, как мастер свое орудие. Каждый человек - живая личность. Святая Дева не превратилась в “инструмент”, когда была “осенена силой Всевышнего”. Разумеется, особое положение Святой Девы не Ее личное “достижение”, не награда за “заслуги” и не “аванс” в предвидении Ее будущих заслуг и добродетелей. Это свободный дар Божий, в прямом смысле gratia gratis data. Этот выбор предвечен и абсолютен, хотя и не безусловен - он обусловлен тайной Воплощения. Мария занимает особое место в мироздании не просто как Дева, но как Девоматерь - parqenomhthr, будущая Мать Господа. Ее роль в Воплощении двойственна. С одной стороны, Она обеспечивает непрерывность человеческого рода. Ее Сын по Своему “второму рождению” - Сын Давидов, Сын Авраама и всех “праотцев” (это подчеркнуто в обоих вариантах родословия). По словам священномученика Иринея Лионского, Иисус “возглавил Собой длинный список человечества” (Adv. haeres. III, 18, 1: “longam hominum expositionem in se ipso recapitulavit”), “собрал в Себе все народы, распространившиеся от Адама” (III, 22, 3) и “воспринял в Себя древнее создание” (IV, 23,4). Но, с другой стороны, Он “показал новое рождение” (V, 1, 3). Он стал Новым Адамом. В непрерывности рода человеческого произошел резкий разрыв, истинный переворот самой сути бытия. И начинается этот переворот с самого Воплощения, с Рождества “Второго Человека”. Священномученик Ириней говорит об обращении назад - от Марии к Еве (III, 22, 4). Как Матерь Нового Человека, Мария предвосхищает всеобщее обновление. Конечно, Иисус Христос - единственный Господь и Спаситель. Но Мария - Его Мать. Она – “Звезда, являющая Солнце” (asthr emjainwn ton Hlion), предвещающая восход “Солнца Спасения”. Она – “заря таинственного дня”, augh mustikhs hmeras (оба выражения - из Акафиста Пресвятой Богородице). И даже Рождество Самой Богородицы в какой-то мере принадлежит к тайне спасения. “Рождество Твое, Богородице Дево, радость возвести всей вселенней: из Тебе бо возсия Солнце правды, Христос Бог наш” (тропарь праздника Рождества Богородицы). Христианская мысль всегда движется в пространстве не обобщенных идей, но личностей. Для Нее тайна Воплощения является тайной Матери и Сына. Материнство Богородицы - страж евангельской конкретности, от лица которого бежит всякий докетизм. На традиционной восточной иконе Богородицы мы всегда видим Деву с Младенцем: это икона Воплощения. И, разумеется, никакая икона, никакой образ Воплощения невозможен без Богоматери.

    Итак, Благовещение есть “спасения нашего главизна, и еже от века таинства явление: Сын Божий Сын Девы бывает, и Гавриил благодать благовествует” (тропарь праздника Благовещения). Архангел объявил и провозгласил Божественную волю. Но Дева не молчит в ответ. Она отвечает на призыв Бога, отвечает с верой и смирением. “Се, Раба Господня; да будет Мне по слову твоему”. Она приняла решение Бога и откликнулась на Его зов. Этот ответ человека Богу чрезвычайно важен. Послушание Марии уравновешивает непослушание Евы. В этом смысле Мария называется Второй Евой, как Сын Ее - Вторым Адамом. Эта параллель прослеживается с самых ранних времен. Впервые – у святого Иустина (Diаl. cum Tryph., 100). У священномученика Иринея мы находим уже разработанную концепцию, органически связанную с его основной идеей “возглавления”. “Как Ева по слову ангела пала и бежала от Бога, преступив Его заповедь, так Мария, из речи ангела приняв благое обетование, что родится от Нее Бог, была послушна этому слову. И, хотя одна ослушалась Бога, другая Ему повиновалась: так Дева Мария стала заступницей за деву Еву. И, как через деву род человеческий подвергся смерти, так через Деву он спасается, потому что непослушание одной девы уравновешено послушанием другой” (Adv. haeres. V, 19,1). Или в другом месте: “Итак, узел непослушания Евы развязан послушанием Марии; ибо что дева Ева связала неверием, то Дева Мария разрешила верою” (III, 22, 4). Это сопоставление традиционно и для Востока, и для Запада - особенно в огласительных беседах. “Вот великое таинство (magnum sacramentum): как через женщину смерть стала нашим уделом, так и жизнь рождена для нас женщиной”, - говорит блаженный Августин (De agone Christ., 24 - в другом месте он просто цитирует священномученика Иринея). “Смерть через Еву, жизнь через Марию”, - афористически провозглашает блаженный Иероним (Epist. 22: mors per Evam, vita per Mariam; PL 22, 408). Процитируем также восхитительный отрывок из проповеди митрополита Филарета Московского (1782-1867): “Во дни творения мира, когда Бог изрекал Свое живое и мощное: да будет, - слово Творца производило в мир твари; но в сей беспримерный в бытии мира день, когда Божественная Мариам изрекла Свое кроткое и послушное буди, - едва дерзаю выговорить, что тогда соделалось, - слово твари низводит в мир Творца. И здесь Бог изрекает Свое слово: Зачнеши во чреве и родиши Сына... Сей будет велий... Воцарится в дому Иаковли во веки. Но - что опять дивно и непостижимо - самое Слово Божие медлит действовать, удерживаясь словом Марии: Како будет сие? Потребно было Ее смиренное: буди, чтобы воздействовало Божие величественное: да будет. Что же за сокровенная сила заключается в сих простых словах: Се раба Господня: буди Мне по глаголу Твоему, и производит столь необычайное действие? - Сия чудная сила есть чистейшая и совершенная преданность Марии Богу, волею, мыслию, душою, всем существом, всякой способностью, всяким действием, всякой надеждой и ожиданием” (Слово в день праздника Благовещения Пресвятой Богородицы, 1822 год). Воплощение - свободное деяние Божие, однако оно открывает не только всемогущество Бога, но и, прежде всего, Его отеческую любовь. Бог еще раз взывает к человеческой свободе - как воззвал к ней в начале времен, сотворив разумные существа. Инициатива, разумеется, принадлежит Богу. Однако, поскольку средство спасения, избранное Богом, состоит в соединении Божественной Личности и человеческой природы, человек не может оставаться пассивным наблюдателем в этом таинстве. Устами Марии, представительницы человечества, весь род человеческий откликнулся на искупительное решение Божественной любви. Ибо в Себе, в Своей личности, Мария представляла всё человечество. Покорное и радостное принятие Искупления, так прекрасно выраженное в “Песни Богородицы”, было свободным. Разумеется, эта свобода не предполагает инициативы - однако это подлинная свобода, свобода любви и поклонения, смирения и доверия, свобода соработничества (сравн. священномученик Ириней Лионский, Adv. haeres. III, 21, 7: “Мария, соработница домостроительства Спасения”) - это и есть человеческая свобода. Благодать Божия не может быть, так сказать, механически наложена на человека. Она должна быть свободно принята в смирении и послушании.

    Мария избрана для того, чтобы стать Матерью Воплотившегося Господа. Мы должны предположить, что Она была готова к этому необыкновенному служению - подготовлена Самим Богом. Можем ли мы определить, в чем суть и характер этого приготовления? Здесь мы стоим перед антиномией, о которой уже упоминали. Пресвятая Дева - представительница всего человеческого рода, то есть человечества падшего, “Ветхого Адама”. Но Она же – “Вторая Ева”; с Нее начинается новое поколение. Предвечным советом Божиим Она выделена из человечества, но это “выделение” не разрывает Ее сущностной связи с человеческим родом. Можно ли уложить это таинственное противоречие в логическую схему? Римо-католический догмат о Непорочном Зачатии Девы Марии представляет собой смелую и благородную попытку решения. Но такое решение имеет смысл лишь в контексте особого и в корне неверного понятия о первородном грехе у католиков. Строго говоря, этот “догмат” является лишь ненужным усложнением, а его неудачная терминология затемняет неоспоримую истину кафолической веры. “Привилегия” Богоматеринства зиждется не на “свободе от первородного греха”. Поистине, Пресвятой Деве дана полнота благодати, и личная чистота Ее сохранена водительством Святого Духа. Но одно это не избавляет от греха. Грех уничтожен лишь на Древе Крестном, а до Креста он был обычным и всеобщим состоянием человечества, и ни о какой “свободе” от него не могло быть и речи. Грех не был уничтожен даже Воплощением, хотя оно и представляет собой начало нового Творения. Воплощение было лишь основой, “отправной точкой” искупительного деяния Господа. И сам “Второй Человек” входит в полноту славы Своей через врата смерти. Искупление - сложный акт, в котором необходимо различать отдельные элементы, хотя на предвечном совете Божием оно было задумано и решено во всей полноте. Спроецированное на временную ось, единое искупительное деяние распадается на отдельные стадии, которые отражаются друг в друге, а окончательное совершение предвосхищается и прообразуется в каждой из них. У Искупления есть история, и она движется вперед. Мария как Мать Воплотившегося обрела благодать Воплощения, но это не абсолютная полнота благодати, так как еще не исполнилось Искупление. Однако личная праведность возможна и в неискупленном мире, а тем более - в мире, где Искупление совершается. Истинная богословская проблема - проблема Богоизбранности. В Воплощении Мать и Дитя неразрывно связаны. Воплощение - поворотный пункт истории, а всякий поворотный пункт неизбежно противоречив: в нем сочетаются ветхое и новое. Дальнейшее - молчанье. Оставим рассуждения и будем в трепете созерцать явление Тайны.

    Внутренний опыт Богоматери сокрыт от нас. По самой природе этого опыта он не доступен никому другому. Это - тайна личности Пресвятой Девы. И Церковь, говоря о Марии, избегает догматических определений. Она прибегает к языку молитвенной поэзии, языку антиномичных образов и метафор. Нет ни причины, ни нужды полагать, что Пресвятая Дева сразу реализовала всю полноту, все богатство благодати, данной Ей от Господа. Нет ни нужды, ни причины считать, что “полнота” благодати в данном случае понимается арифметически и означает собрание всех возможных совершенств и все многообразие духовных даров. Слово “полнота” относится к Марии: это была полнота для Нее; Она была полна благодати. И это была особая благодать, благодать Матери Божией, Девоматери, “Невесты Неневестной” (Numjh anumjeuth). Разумеется, у Нее Свой духовный путь, личное возрастание в благодати. Всё значение тайны Спасения открывается для Нее постепенно. И Она участвует в Крестной Жертве: “И Тебе Самой оружие пройдет душу” (Лк. 2:35). Яркий свет воссиял только в Воскресении. До этого и Христос не был еще прославлен. И после Вознесения мы видим Пресвятую Деву посреди Апостолов, в центре растущей Церкви. Несомненно одно: впечатление (если можно так выразиться) от ангельского посещения, Благовестия о чудесной тайне и исполнения ее Пресвятая Дева всю жизнь хранила в Своем сердце. Да и могло ли быть иначе? Повторим еще раз: суть Ее опыта от нас сокрыта. Но если мы вовсе откажемся от поиска благочестивых догадок, не будет ли это предательством самой тайны? “А Мария сохраняла все слова сии, слагая в сердце Своем” (Лк. 2:19). Вся Ее внутренняя жизнь была сосредоточена вокруг этого события. Ибо тайна Воплощения - несомненно, и тайна Ее личности. Ее положение в этом мире уникально и исключительно, и Своими личными качествами Она должна соответствовать ему. В этом - самая суть Ее особого совершенства, называемого “Приснодевственностью”. Мария - Дева. Девство здесь не просто физическое состояние. Это в первую очередь особое внутреннее мирочувствие, без которого телесная девственность не приносит никакой пользы. И имя Приснодевы, конечно же, относится не только и не столько к области физиологии. Оно относится не только к девственному рождению и не означает лишь то, что Она и в дальнейшем сохранилась безмужней (если мы верим в непорочное зачатие и Божественность Иисуса, то последнее не вызывает сомнения). Оно прежде всего отрицает любой “эротический” элемент душевной жизни, любые чувственные и себялюбивые желания и страсти, любое рассеяние ума и сердца. Телесная девственность есть лишь внешний знак духовной целостности и чистоты - ведь только чистые сердцем, сказано, “Бога узрят”. Девственность есть свобода от страстей, истинная apaqeia, составляющая сущность духовной жизни. Свобода от страстей и “влечений” (epiqumia) - свобода от власти “помыслов”, неудобопревратность ко злу, по выражению преп. Иоанна Дамаскина. Душа Марии подвластна одному Богу (qeokubernhtos), стремится только к Нему. Все Ее помыслы и желания направлены (tetammenh - привлечены, притянуты, по слову преп. Иоанна) к предметам, достойным желания и привязанности. Она не знает страсти (qumos). Она хранит девственность ума, души и тела - kai nw, kai yuch kai swmati aeiparqeneuousan (Horn. 6, in Nativitatem В. V. Mariae, 9 et 5; PG 96,676A et 668C). Это всецелое обращение к Господу, полное посвящение Себя, всей Своей жизни, Богу. Быть подлинно “Рабой Господней” и значит быть Приснодевой, не имеющей плотских стремлений. Духовная девственность есть безгрешность - но все-таки не “совершенство” и не свобода от соблазна. Даже Господь наш был в каком-то смысле уязвим для искушений - не случайно сатана искушал Его в пустыне... У Владычицы нашей, вероятно, тоже были Свои искушения, но Она побеждала их твердой верой и верностью Богу. И обыкновенная, земная материнская любовь в высшей своей точке превращается в духовное самоотождествление с ребенком - чувство, включающее в себя и самоотречение, и жертву. А Мария любила Своего Сына, конечно, не меньше, чем обычная мать - обычного ребенка. Ее Сын будет велик и назовется Сыном Всевышнего (сравн. Лк. 1:32). Очевидно, это Тот, “Который должен прийти”, Мессия (см. Лк. 7:19). Мария исповедует Свою веру в “Песни Богородицы”, гимне мессианской хвалы и благодарения. Мария не могла не понимать смысла всего совершающегося с Ней - но, скорее всего, понимала это постепенно, со временем, слагая таинственные обетования в сердце Своем. Для Нее существовал только один путь. Она была поглощена одной мыслью - о послушании Богу, Который “призрел на смирение Рабы Своея” и “сотворил величие” Ей. Апостол Павел так и описывает состояние и красоту девственности: “Незамужняя заботится о Господнем, как угодить Господу, чтобы быть святою и телом и духом” (1 Кор. 7:34: ina h agia kai tw swmati kai tw pneumati). Вершина этого девственного служения - святость Приснодевы, Пречистой и Пренепорочной.

    Кардинал Ньюмен в своем восхитительном “Письме Его преподобию Э.Б. Пьюзи, доктору богословия, по поводу его “Иреникона”” (1865) удачно замечает: “Богословие занимается предметами сверхъестественными, вечно вопрошает о тайнах, которые ни постичь, ни приблизить к себе рассудок не в состоянии. Мысль обрывается, и пытаться продолжить или закончить ее означает нырять в бездну. Блаженный Августин предупреждает, что если мы попробуем найти и связать концы линий, ведущих в бесконечность, то лишь начнем противоречить сами себе...” (Difficulties felt by Anglicans in Catholic Teaching, 5-th ed., p. 430). Все согласны, что в конечном счете критерием истинности того или иного христианского предания служит догмат. Исторических аргументов - от древности или от умолчания - оказывается здесь мало. Их следует подвергать тщательной богословской проверке в свете всей христианской веры в целом. Вопрос ставится так: храним ли мы веру Писания и Церкви, понимаем ли и исповедуем Символ веры именно в том смысле, в каком он дан нам, правильно ли веруем в истину Воплощения? Процитируем еще раз Ньюмена. “Я хочу сказать, - продолжает он, - что если уж мы свыклись с тем утверждением, что Мария родила, а затем кормила и носила на руках Предвечного, ставшего ребенком, то можно ли чем остановить всё более стремительную лавину мыслей и догадок, вызванных осознанием этого факта? Какой трепет и изумление охватывает нас при мысли, что творение так приблизилось к Сущности Божества!” (Ор. cit, p. 431). К счастью, богослов в своих поисках руководствуется не только логикой и эрудицией. Его ведет вера: “credo ut intelligam” [верую, чтобы понимать]. Вера просвещает разум. Знания, память о прошлом, оживают в непрерывном церковном опыте. Кафолическое богословие следует за учительным авторитетом Церкви, за ее живой традицией. Православный богослов сам живет в Церкви, в Теле Христовом. Церковь - то мистическое тело, где, можно сказать, не прекращает действовать Тайна Воплощения, раскрывая всё новые и новые свои грани в таинствах и молитвенном опыте. В Небесной - истинной Соборной и Вселенской - Церкви тайна Нового Человечества предстает как реальное новое бытие. И здесь, в живом единстве мистического Тела Христова, личность Пресвятой Девы является во всём блеске и славе. Здесь Церковь созерцает Ее недосягаемое совершенство. Здесь становится ясно, сколь неразрывно соединена Она с Сыном, с “Седящим одесную Отца”. Для Нее уже наступило исполнение того, что только предстоит человечеству. “Преставилася еси к животу, Мати сущи Живота”, - поет Церковь. “Богородицу... гроб и умерщвление не удержаста: якоже бо Живота Матерь, к животу престави во утробу Вселивыйся приснодевственную” (тропарь и кондак праздника Успения Божией Матери, koimhsis). Повторим: это не столько “награда” за Ее чистоту и добродетель, сколько необходимое следствие Ее служения как Матери Божией, Богородицы. Церковь Торжествующая есть прежде всего Церковь молящаяся, ее бытие - живое участие в служении Христа, в Его заступничестве и искупительной любви. Соединение со Христом, составляющее цель бытия Церкви - да и каждого отдельного христианина - есть прежде всего причастие Его жертвенной любви к человечеству. И здесь огромная роль принадлежит Той, Которая уникальным образом связана с Искупителем - узами материнской любви. Матерь Божия становится Матерью всех живущих, всего христианского рода, каждого рожденного и возрожденного в Духе и истине. Вершина материнской любви - самоотождествление с ребенком - проявляется здесь во всей полноте. Церковь не много говорит в догматах о тайнах своего собственного бытия. А тайна Марии - тайна Церкви. Мать Церковь и Матерь Божия вместе дают рождение новой жизни. И обе они - предстоятелъницы. Церковь призывает к себе верующих и помогает им врастать духовно в эти тайны веры, тайны их собственного существования и духовной судьбы. В Церкви они учатся созерцать живого Христа вместе с торжествующим собором. Церковью первенцев, написанных на Небесах (сравн. Евр. 12:23), и поклоняться им. И в этом сияющем славою соборе они различают ослепительный лик Пресвятой Матери Господа и Искупителя, лик, полный благодати и любви, сострадания и милосердия - лик “Честнейшия херувим и Славнейшия без сравнения серафим, без истления Бога Слова Рождшия”. В свете этого созерцания и в духе веры должен богослов исполнять свой труд - разъяснять верующим и всем взыскующим истины величественную тайну Воплощения. Тайну эту, начиная от века Отцов, символизируют одним священным именем: Мария Богородица, Мать Воплотившегося Бога[1].

     

    Протоиерей Митрофан Зноско-Боровский

    Протоиерей Митрофан Зноско-Боровский, рассматривая догматические отступления Римо-католической Церкви от истины Православия, говорит и о догмате непорочного зачатия Пресвятой Девы Марии.

    “Учение о первородном грехе, сказавшемся в отнятии у прародителей и всего человечества “сверхъестественного дара благодати”, привело к догмату о “непорочном зачатии Девы Марии”. Этот догмат был провозглашен во второй половине 19 века.

    Римо-католики учат: чтобы быть достойной стать Матерью Христа-Спасителя, Пресвятая Дева Мария, в виде исключения – “привилегии”, была освобождена при зачатии Своем от первородного греха: получила сверхъестественный дар благодати, дар “первобытной праведности”и была тем уподоблена Еве до ее грехопадения. Официальное римо-католическое учение о догмате “непорочного зачатия” гласит так: “Учение, которое содержит, что Преблагословенная Дева Мария от первого момента Своего зачатия по особой благодати и преимуществу от Всемогущего Бога, ввиду заслуг Иисуса Христа, Искупителя человеческого рода, была сохранена от всякого пятна первородного греха, - есть учение, о т к р ы т о е Богом, и потому должно быть твердо и решительно исповедуемо всеми верными”. “Пресвятая Дева, - пишет римо-католический священник Тышкевич в своем “Пространном катехизисе”, - была предохранена от осквернения первородным грехом… в мгновение сотворения Ее души и соединения ее с зачатой плотью. Творец не допустил, чтобы Пренепорочная, хотя бы только в период Ее утробной жизни, пребыла лишенной благодати и как бы под властью греха”… “Мария была сохранена от всякого пятна первородного греха с первого момента Ее одушевления, и освящающая благодать была дана Ей ранее, чем грех мог произвести какое-либо действие на Ее душу… Сущность первородного греха была исключена, она никогда не была в Ее душе. Одновременно с изъятием от греха состояние первородной святости, невинности и праведности… было возложено на Нее, каковым даром каждое пятно и порок, все поврежденные душевные искривления, страсти и немощи, по существу принадлежащие первородному греху, были исключены”, - говорит римо-католический богослов Улларторн.

    “Творец не допустил, чтобы Пренепорочная хотя бы только в период Ее утробной жизни пребыла лишенной благодати”, - странно звучат слова этого нового учения. Разве лишил Господь ищущих Его и к Нему в ветхозаветном периоде стремившихся благодати Своей? Да, первородный грех повредил, искривил человеческую природу, сделав ее неспособной к выполнению Божиего замысла о человеке, однако и после этой испорченности грехом в природе человеческой оставалось нечто доброе, что дало возможность покаяния Адаму и Еве, вследствие чего были возможны и в Ветхом Завете примеры великой святости и, наконец, явление Пресвятой Девы. Да и пророки, и ветхозаветный царственный псалмопевец свидетельствуют, что и после грехопадения не лишил Господь человечество Своих даров благодатных. “Духа Твоего Святаго не отыми от мене”, “Духом Владычним утверди мя”, “От чрева матере моея Ты еси мой покровитель”, - слышим мы из уст ветхозаветных мужей, и наряду с зачатием Пресвятой Девы чтит Церковь и зачатие Иоанна Предтечи.

    Будучи всецело, и душою, и телом, дщерью Адама, оставаясь причастной к первородному греху – ибо он неотделим от ветхозаветной природы человеческой, - Дева Мария сделала первородный грех в Себе лично бесплодным, чем и посрамила диавола.

    Возможность оснований для догмата “непорочного зачатия” отвергается и словами апостола Павла: “Единым человеком грех в мир вниде и грехом смерть, тако смерть во вся человеки вниде, в нем бо вси согрешиша” (Рим. 5, 12). Не имеет оснований этот догмат и в тех местах Священного Писания, на которые ссылаются римо-католики. Да и цитированный нами римо-католический богослов Улларторн признает недостаточность ссылок на Священное Писание и в заключение своего толкования этого догмата откровенно заявляет, что из Священного Писания нельзя вывести этот догмат, и не этим ли объясняется, что в официальное определение этого догмата папа Пий IX не включил никаких ссылок на Священное Писание…

    “Радуйся, Благодатная, Господь с Тобою, благословенна Ты в женах”. Нельзя допустить, говорят римо-католики, чтобы Ангел приветствовал словом “Благодатная” Ту, Которая причастна к первородному греху. Римо-католики не замечают, как, стараясь возвысить Пречистую, они умаляют Ее достоинство и заслуги. Действительно, что выше в смысле нравственном и религиозном: достижение непорочности Девы в результате Ее личного подвига жизни в Боге, в результате совместного действия Ее свободной воли и Божией благодати, или же получение Пресвятой Девой непорочности в результате механического действия на Нее “сверхъестественных даров благодати”?

    “Обрела еси благодать у Бога”, - сказал Архангел Пречистой. Обрела подвигом чистой и непорочной жизни. “Обрела” – что значит это слово? Это значит: приобрела, достигла, заслужила. А наитие Святаго Духа (“Дух Святый нáйдет на Тя”) совершенно освятило недра Девы Марии для воплощения Бога Слова.

    За догматом о непорочном зачатии последовало провозглашение в 1950 году догмата о воскресении и вознесении Девы Марии, и этот новый догмат явился логическим выводом из догмата о непорочном зачатии, ибо если Матерь Божия была изъята из общего закона первородного греха, то Ей, естественно, даны и дары сверхъестественные – праведность и бессмертие: Она, подобно прародителям до грехопадения, не должна была подлежать закону телесной смерти”[2].

     

    Протоиерей Василий Зеньковский.

    Говоря о “глубочайшем отличии эволюции религиозного сознания и язычестве и в христианстве”, протоиерей Василий Зеньковский отмечает: “В язычестве эта эволюция ведет от примитивных форм сознания, часто убогих и расплывчатых, к более возвышенным и определенным идеям. Так, на почве индуизма, Упанишады в отношении ранних Вед есть бесспорно углубление и одухотворение начальных индусских верований. Так, в буддизме индусское сознание расширяется до универсализма. Так, в религиозной реформе Зороастры исчезают или ослабляются примитивные идеи персидского фольклора. Другой стороной того же процесса является поглощение одними образами других, иногда вытеснение, а иногда настоящее сращение их. Последнее и есть синкретизм по точному смыслу этого слова, — и, конечно, наиболее ярким и характерным проявлением синкретизма следует считать такие явления в язычестве, как гностицизм (поскольку он был связан с Вавилоном) и герметизм.

    В христианстве же эволюция религиозных воззрений ничего не прибавляет к основному фонду религиозного сознания, а только раскрывает в подробностях и дополнениях то, что было принесено Господом Иисусом Христом. Христианство “развивалось” органически, изнутри, если оно брало термины или обряды извне, то потому, что они давали наиболее полное выражение и раскрытие того, чем жило христианство изначала. Поэтому при анализе того, что мы находим в христианских идеях близкого с внехристианским материалом, надо иметь всегда в виду органический рост сознания, факт христианской рецепции того, что привходило в христианство извне.

    Почитание Божией Матери в христианстве

    С особой ясностью этот принцип выступает в том, как сложилось в христианстве почитание Божией Матери. Это почитание было уже у апостолов, с которыми в постоянном общении была Божия Матерь, как об этом свидетельствуют “Деяния Апостолов”. Но Божия Матерь, по завету Самого Господа, после распятия и смерти Его, была связана с апостолом Иоанном Богословом, — почитание же Ее очень раннее: достаточно указать письмо святого Игнатия Богоносца к его старцу и учителю апостолу Иоанну Богослову. В той атмосфере безоблачного реализма, когда никому не приходило в голову сомневаться в историческом существовании Христа, почитание Божьей Матери само было бесспорным и безоблачным. Но когда начались в Церкви христологические споры, вопрос о почитании Божией Матери получил неизбежно догматическое значение. Родила ли Божия Матерь Богочеловека или просто человека Иисуса, — или как это формулировали в Константинополе — почитать ли Ее “Богородицей” (родившей Богочеловека) или “Христородицей” (родившей человека — Иисуса)? В церковном сознании по существу не было сомнений в этом, — поэтому на III Вселенском Соборе (в Эфесе в начале V в.) вопрос о почитании Божией Матери получил свое твердое и окончательное разрешение. Но догматические разногласия, связанные с почитанием Божией Матери, на этом, к сожалению, не кончились. Когда в XVI веке разразилась в Западной Европе буря реформации (Лютер, Кальвин, Цвингли, —тогда же отделилась и англиканская Церковь), то почитание Божией Матери было сведено просто к почитанию Ее, как Матери Иисуса, — то есть догматическая глубина, так ясно выраженная в слове “Богородица”, исчезла. Но с другой стороны, в римском католицизме стало постепенно утверждаться, а на Ватиканском Соборе было и закреплено, учение о “беспорочном зачатии” самой Божией Матери, — чего не признавало и не признает Православие. Если бы Пресвятая Дева сама была зачата в “непорочном зачатии”, тогда Сын Ее, Иисус Христос, не обладал бы всей полнотой человеческой природы. По православному учению, Христос родился от Приснодевы Марии, но Она сама пришла в мир через естественное рождение от Ее родителей, Иоакима и Анны.

    В религиозно-исторической литературе, поскольку она развивалась преимущественно в протестантских странах, вопрос о почитании Девы Марии принял особенно острый, неприемлемый для христианина характер. Почитание у христиан Божией Матери, особенно почитание Ее приснодевства, стали сопоставлять с культом Земли, Великой Матери богов, Изиды и т. д. Конечно, здесь есть несомненная, хотя и частичная параллель, — но и только: смысл этих культов и почитания у христиан Божией Матери глубоко различны. Войдем в некоторые подробности.

    Языческий культ Матери-земли

    Мы достаточно уже говорили о значении “христоцентрического” понимания истории религиозной жизни человечества и не будем к этому возвращаться. Важно здесь то, что с христианской точки зрения неправильно все отвергать в язычестве. Язычество, выросшее на основе тех остатков (от райской жизни прародителей) благочестия и богомыслия, которые определяли самую потребность богообщения, у отдельных лиц не раз возвышалось до предсознания и предчувствия тех истин, которые в полноте были явлены в Иисусе Христе. Конечно, это не христианство унижает, а, наоборот, возвышает язычество... Однако, если обратиться к сравнительному сближению образов Божией Матери и культов, о которых мы только что упоминали, то нетрудно убедиться в их существенном различии. В язычестве всюду был распространен культ “Матери-земли”, говоря общее — культ творческой мощи природы. В натуралистических богоисканиях это было даже более естественно, чем культ солнца, луны или звезд, — ведь творческая мощь природы, ее таинственная неистощимость не могли не вызывать осознание, что в этой мощи есть божественная основа. Вместе с тем, творческая сила природы — тоже вполне естественно — сознавалась близкой к рождению детей у людей. Таким образом божественная основа всякого природного творчества (1), творческой силы природы (2) и чадородия у людей и животных (3) порождали различные религиозные представления об этом. То поклонялись в язычестве “Великой Матери богов” (латинская характеристика восточных культов, напр., Кибелы, отчасти Изиды, индусской Аdytia), то поклонялись природной мощи земли (“Мать-земля”, Деметра, Афродита, иногда Артемида и другие образы), то поклонялись силе чадородия у людей и связанной с этим тайной эроса (Иштар, Астарта, Афродита и другие образы). Материнство в горней сфере, в природе, у людей, связанные с этим культы (иногда очень трогательные — как это особенно глубоко выражено в вавилонских и египетских молитвах) — все это вызывало религиозное поклонение, поддерживало религиозную жизнь. Но самые образы были символами, — их мифическая природа ничему не мешала, но в то же время и вызывала новые и новые порождения религиозной фантазии. Достаточно заглянуть в ранний (II-I вв. до Р. X.) и более поздний (1-5 вв. после Р. X.) гностицизм, чтобы увидеть, до каких крайних пределов могла убегать религиозная фантазия (напр., в построениях полухристианских гностиков Василида, Валентина и их последователей).

    К почитанию Божией Матери, Девы Марии, все это не имеет никакого отношения. У Христа была Мать, часто сопровождавшая своего Сына (см. брак в Кане Галилейской, следование за Господом на Голгофу). Когда по воскресении Христа ученики собирались вместе, с ними, несомненно, была и Пресвятая Богородица, — как это описано в Деяниях (Деян. 1:14). Почитание Господа Иисуса Христа естественно распространялось и на Его Мать — и все это было связано с чувством глубочайшей реальности и Господа, и Его Матери.

    Но вот рассказ о благовещении, о рождении Спасителя, как будто напоминает аналогичные рассказы в язычестве, — то есть как будто здесь вплетается влияние языческой мифологии. “Рождение младенца” есть действительно сюжет, который не раз встречается в религиозных сказаниях[3], — но в частом повторении столь естественного факта или темы может ли быть что-нибудь неожиданное, нужно ли искать здесь какого-то особого “влияния” одних сказаний на другие? Конечно, нет! Но рождение без земного отца и при участии какого-либо божества (этот мифологический сюжет встречается в язычестве часто, особенно был он распространен в Греции) не является ли источником евангельского рассказа о рождении младенца без отца? Но один из самых скептических критиков вынужден был признать, что рассказ о чудесном рождении Младенца у Марии (уже засвидетельствованный к концу I в. в Евангелии от Луки) “распространился очень быстро”, но будто бы потому, что “последователям Христа было более приятно думать и чувствовать о чудесном рождении Господа”[4]. Думать всерьез, что раннее христианство искало “более приятных” для религиозного сознания повествований о Христе. это значит совершенно не чувствовать того трепетного внимания к божественным тайнам, которое отвращало их трезвое сознание от всяких фантазий (о чем так сильно говорит апостол Павел в первом послании к Тимофею (4:7)). Благочестивые выдумки могут, конечно, иметь некоторый успех у легковерных людей, но скоро вызывают возражения и противление у более трезвых. Между тем почитание Божией Матери в вопросе о рождении Христа без отца, как и вера в приснодевство Божией Матери, не только не вызывало сомнений или критики, но развивалось в благоговейном внимании к великой тайне Боговоплощения. В этой поистине великой тайне, столь основной для всякого христианского сознания (в тайне Боговоплощения), вхождение Бога в человеческое естество (“Слово плоть бысть”, Иоанн 1:14), рождение Иисуса без отца является не только изнутри связанным с Боговоплощением, но как бы тонет в нем. Боговоплощение есть сущность христианства, без него христианство не могло бы иметь на души влияние, —но оно есть, конечно, предмет веры: Боговоплощение не может быть рационализуемо, оно есть тот основополагающий факт, та неисследимая, но живая реальность, признание которой дается нам в опыте веры. Те, кто признают в порядке веры факт Боговоплощения, могут ли встретить затруднение в признании рождения Иисуса от Девы Марии без отца?

    Само же по себе сопоставление мифологических повествований о различных “рождениях младенца” в различных религиозных системах означает лишь то, что язычество во всех своих прозрениях приближалось к тайне христианства”[5].

     

    Святитель Лука Крымский (Войно-Ясенецкий). Слово на Благовещение Пресвятой Богородицы

    Не тщетна вера наша

    “Днесь спасения нашего главизна и еже от века таинства явление; Сын Божий Сын Девы бывает и Гавриил благодать благовествует”. Ныне исполнилось великое таинство веры нашей христианской, исполнилось то, о чем за семьсот лет до Рождества Господа Иисуса Христа предсказал святой пророк Исайя: Се Дева во чреве приимет и родит Сына, и нарекут имя Ему Эммануил, что значит: “с нами Бог”.

    Почему этот святой пророк говорил, что Господу нарекут имя Эммануил, тогда как Архангел Гавриил, приветствовавший ныне Пресвятую Деву Марию, сказал, что наречет Она имя Ему Иисус? Что же это значит? Это объясняется значением имени Эммануил: “с нами Бог”.

    Все христианские народы, все, уверовавшие в Господа Иисуса Христа, именуют Его Спасителем, Богом Истинным. Который жил с людьми не земле. Этим и оправдалось имя Эммануил, “с нами Бог”, о котором говорил пророк. Эммануил - это Богочеловек, это Бог, Который с нами. Бог ЕЮ плоти. Совершилось величайшее таинство нашего спасения, то, о чем читаем у святого апостола Павла: Беспрекословно, великая благочестия тайна: Бог явился во плоти (I Тим. 3, 16). Он говорил, что в эту необычайную тайну хотели бы проникнуть святые Ангелы, но и им не дано познать всех глубин ее. Нам ли, слабым и немощным, пытаться в нее проникнуть?

    Но мы знаем, что догматы о Богочеловечестве Господа Иисуса Христа и о бессеменном воплощении Его от Пресвятой Девы Марии составляет основу всей нашей веры христианской. Ибо если бы мы не верили в то, что Господь Иисус Христос есть истинный Сын Божий, воплотившийся от Пресвятой Девы Марии, то тщетна была бы наша надежда на спасение. Сам Господь Иисус Христос говорил о Себе, что Он Сын Божий, Хлеб небесный, сшедший с Небес. Это мы принимаем всем сердцем своим и не пытаемся постигнуть бездонной глубины тайны явления Бога во плоти.

    Но все-таки, насколько доступно нам, попытаемся понять, почему необходимо было воплощение Сына Божия, почему надо было Ему принять плоть человеческую? Не потому ли, что спас Он нас от смерти вечной и от власти диавола Крестом Своим, Своими страшными голгофскими страданиями и крестной смертью?

    По неизреченному Божиему совету необходимо было, чтобы Господь наш Иисус Христос “смертию смерть попрал”, чтобы Он воплотился и принял человеческое Тело, и умер подлинной человеческой смертью. Господь Иисус Христос принес эту страшную жертву для того, чтобы приблизить нас к Богу, для того, чтобы сделать нас из смертных людей вечно живущими богочеловеками. Он стал Богочеловеком и открыл нам путь к богочеловечеству, к тому, чтобы в нашем обновленном теле мы приобщились к вечному и бесконечному приближению к святости Божией. А если это так, то, конечно, Он не мог этого сделать, оставаясь только Богом. Он должен был стать Богочеловеком, должен был воплотиться от Пресвятой Девы Марии.

    Это событие — воплощение Сына Божия - безмерно велико, так что должно было быть предвозвещено чудесным образом — явлением Архангела Гавриила Пресвятой Деве Марии, и его благовестие было величайшим из всех благовестий, которые когда-либо слышал род человеческий. В Назарете, в скромном жилище Пресвятой Девы Марии прозвучали удивительные слова: Радуйся, Благодатная! Господь с Тобою. Благословенна Ты в женах (Лк. 1, 28), то есть, благословенна более, чем кто-либо из жен человеческих.

    Пресвятая Дева Мария молчала. Пришла ли Она в трепет и ужас, естественные для обыкновенного человека при виде Архангела? Нет, не ужас овладел Ею, а смущение — из-за необычайности приветствия. Дева не ужасалась необычайности явления, потому что Она Сама была Святейшей из святых, и Ее святая душа была подобна Ангелу своей духовной чистотой. Она высказала только совершенно понятное недоумение, спросив: Как это может быть. когда Я мужа не знаю? И получила дивный ответ: Дух Святый найдет на Тебя, и сила Вышнего осенит Тебя (Лк. 1, 34-35).

    Была ли когда-нибудь среди всех рожденных Дева, подобная Пресвятой Марии по чистоте и святости? О нет! Таковой никогда не было и не будет. Несказанно и поразительно, овеяно Божественной славой великое таинство воплощения Господа нашего Иисуса Христа. Как же нам не преклоняться всем сердцем перед Пресвятой Девой, Которая стала орудием великой и непостижимой тайны Божией? Как же не называть Ее нам “Честнейшей Херувим и Славнейшей без сравнения Серафим”? Разве Мать Самого Царя Небесного не должна быть поставлена нами выше всех Сил Небесных, выше всех Его слуг? А Архангелы, Серафимы и Херувимы —это слуги Божий.

    Конечно, мы должны чтить Ее всем сердцем и считать своей Небесной Матерью, стараясь подражать Ее добродетелям и исполнять те слова Ее, которые мы поем на каждой утрени и которые говорила Она Елисавете, матери Предтечи Господня: Призрел на смирение Рабы Своей, ибо отныне будут ублажать Меня все роды (Лк. 1, 48).

    Мы все, православные христиане, ублажаем Пресвятую Деву Марию согласно с учением Священного Писания, но с болью должны сказать, что враги Церкви Христовой — протестанты, сектанты и другие еретики — не участвуют в этой хвале православного мира. Они совершенно отвергают почитание Пресвятой Богородицы, говоря, что Божия Матерь была только благочестивой женщиной, как и многие другие, и даже осуждают нас за то, что мы возносим к Ней молитвы и, обращаясь к Ней, говорим: “Пресвятая Богородица, спаси нас”. Они говорят: “Как это можно — искать спасения у благочестивой женщины? Один у нас Спаситель — Господь Иисус Христос, один Он нас спасает, и других спасителей нет”.

    Что же им ответить на это? Мы обращаемся к Матери Божией как к Заступнице нашей. Мы знаем, что непосредственно Она не спасла мир, как Ее Божественный Сын спас нас Крестом Своим. Но Она может содействовать нашему спасению Своими молитвами перед Сыном Своим, и мы просим молитв Ее, которые так сильны пред Ним.

    Святой апостол Павел говорил о себе: Для всех я сделался всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых (1 Кор. 9, 22). Он призывал апостола Тимофея: “Вникай в себя и в учение, ибо так поступая, и себя спасешь, и слушающих тебя” (см. I Тим.4,16).

    Как мы видим из Священного Писания, и святые апостолы спасают нас. Каким образом? Таким же, как и Пресвятая Богородица,— своими молитвами, своим учением и своей близостью и к нам, и к Господу Иисусу Христу. Если апостолы могут нас спасать, то почему же Матерь Божия не может? Она Заступница наша, Благодатная Мать всего рода христианского. Потому мы и взываем к Ней: “Пресвятая Богородица, спаси нас”.

    Мы называем Ее Владычицей, Царицей Небесной. А сектанты этим возмущаются: “Один у нас Царь — Бог”. А разве не в праве мы называть Ее Царицей, если Она Мать Царя? Разве даже в роде человеческом всякая мать Царя не носит титула Царицы? В этом же самом смысле мы и называем Ее Царицей Небесной, ибо Она Мать Царя нашего, Господа Иисуса Христа. Мы называем Ее Владычицей, потому что Она имеет великую власть защищать нас от диавола. А несчастные сектанты отвергают эту божественную, святую помощь Пресвятой Девы Марии.

    Да запретит им Господь! А нам всем да запретит Он всякое общение с сектантами, чтобы не совратили они нас на путь погибели. А Пресвятая Богородица, величайший праздник Которой мы празднуем сегодня, да спасет нас всех от диавола и всех слуг его. Аминь. (7 апреля 1945 года.)[6]

     

    Священник Олег Стеняев. “Диспут со “Свидетелями Иеговы”. О почитании Девы Марии

    Свидетель Иеговы: А… вот… ваше поклонение Марии. Чем вы его можете объяснить или оправдать?

    Православный: Я ждал и этого вопроса и постараюсь, насколько это возможно, точнее ответить и на него.

    Прежде всего, из новозаветных писаний мы видим, что Ее можно и нужно называть Богородицею. Сказано: “И откуда это мне, что пришла Матерь Господа моего ко мне?” (Лук. 1, 43).

    Свидетель Иеговы: Слово “Господь” не всегда означает “Бог” и в еврейском, и греческом языках. Хотя они и похожи, например, в еврейском языке — Адонай (Господь), адоним (господин). Впрочем, как и в греческом…

    Православный: ...В том тексте, о котором мы говорим (Лук. 1, 43), в греческом оригинале стоит слово Κυρίου (Γосподь), то же самое слово, которое в “Греческих” Писаниях используется и по отношению к Единому Богу. Так, например, в известном стихе от Марка — 12, 29 (“Иисус отвечал ему: первая из всех заповедей: слушай, Израиль! Господь Бог наш есть Господь единый”) — это слово Κύριος (Кириос) означает то же, что и слово Θεός (Феос) Бог;

    Κύριος — Господь

    Θεός — Бог

    ημων — наш

    Κύριος — Господь

    εις - един

    εστιν — есть (Мк.12, 29).

    Изначальный смысл слова κύριος οроисходит от слова κυριεύω, κоторое означает — быть господином, владеть; и даже в форме κύριος — царь. Использование этого слова в Новом Завете не оставляет для нас сомнения, что оно означало для первых христиан, — именно “Господь”, а не “господин”. Для уяснения данной позиции достаточно обратить внимание на следующий стих: “Потому сказываю вам, что никто, говорящий Духом Божиим, не произнесет анафемы на Иисуса, и никто не может назвать Иисуса Господом, как только Духом Святым” (1 Кор. 12, 3). Слова Κύριος ̉²ησους (Γосподь Иисус) не могут в данном контексте означать “господин Иисус”, иначе они бы не произносились как результат работы Духа Святаго в сердце человека. Хотя в некоторых греческих текстах это слово так и понимается (ο κύριος — γосподин, владыка), но только не в тех новозаветных текстах, где говорится о Христе. И здесь ваше учение об именах-титулах ничего не объясняет, а, напротив, вносит целый ряд неточностей, вопросов и недоумений.

    Но вернемся к вопросу о Пресвятой Деве Марии, Богородице. Я хочу задать вам несколько вопросов, если конечно вы согласны.

    Свидетель Иеговы: Да...

    Православный: Хорошо. Вы знаете, какое значение Библия придает любви к Богу?

    Свидетель Иеговы: Да. Конечно, знаю.

    Православный: Скажите, Кто может любить Сына Божия родительскою Любовью?

    Свидетель Иеговы: Только Бог.

    Православный: А Пресвятая Дева Мария?

    Свидетель Иеговы: Только в том смысле, что Христос не только сын Божий, но и сын человеческий.

    Православный: Ответьте на вопрос: Кто может называть Иисуса Христа Сыном Своим возлюбленным?

    Свидетель Иеговы: Я понимаю, что вы имеете в виду. И соглашусь с вами. Называть Иисуса Христа сыном могут и Бог и Мария.

    Православный: Правильно. Вот почему, говоря о Деве Марии, мы почитаем Ее выше Херувимов, выше Серафимов и выше других Ангелов, Архангелов и всех человеков. Сразу, после Бога, оказывается Она, вознесенная своей особой Любовью к Творцу мира, на необычайную высоту. Высоту родства с Безначальным.

    Ни Ангел, ни Архангел, ни какая другая тварь не может любить Иисуса Христа родительской любовью. Никакая тварь не может назвать Его своим Сыном. Только Дева Мария и безначальный Бог Отец имеют такую Любовь и причастны к такому сродству.

    Я хочу задать вам еще один вопрос: вы почитаете Деву Марию?

    Свидетель Иеговы: Мы не считаем Марию — мать Иисуса, “Богородицею”. Бог не имеет начала: “Прежде нежели родились горы, и Ты образовал землю и вселенную, и от века и до века Ты — Бог” (Пс. 89, 3). И еще: “Царю же вечности, нетленному, невидимому, единственному Богу да будет честь и слава во веки веков. Аминь” (ПНМ 1Тим. 1, 17). Я не очень понимаю суть вашего вопроса; что значит “почитать” Марию? Какой смысл вы вкладываете в это слово?

    Православный: Давайте определим, какой смысл этого слова — “почитание” — по отношению к Деве Марии мы можем обнаружить в самом Писании.

    Прежде всего, я хочу предложить вашему вниманию следующий текст: “Когда Елисавета услышала приветствие Марии, взыграл младенец во чреве ее; и Елисавета исполнилась Святаго Духа, и воскликнула громким голосом, и сказала: благословенна Ты между женами, и благословен плод чрева Твоего! И откуда это мне, что пришла Матерь Господа моего ко мне? Ибо когда голос приветствия Твоего дошел до слуха моего, взыграл младенец радостно во чреве моем. И блаженна Уверовавшая, потому что совершится сказанное Ей от Господа. И сказала Мария: величит душа Моя Господа, и возрадовался дух Мой о Боге, Спасителе Моем, что призрел Он на смирение Рабы Своей, ибо отныне будут ублажать Меня все роды; что сотворил Мне величие Сильный, и свято имя Его” (Лук. 1, 41-49). Здесь говорится о том, что когда Мария пришла к сроднице своей Елизавете, та исполнилась Духа Святого, и ее еще не рожденный младенец: взыграл от радости. Само по себе, это великие чудеса. Далее мы видим, что Елизавета называет Марию Матерью Господа и называет Ее блаженной. Сама же Мария пророчествует о Себе, говоря: “...отныне будут ублажать Меня все роды”. И так как это пророчество записано в Священном Писании, оно является частью всего Божественного Откровения, предложенного роду человеческому в Духе Святом. Мы именно ублажаем Деву Марию. И все христиане, которые последуют библейскому Откровению, должны это делать. Эти слова и пророчество о начале всенародного почитания Девы Марии и Господень призыв к действию…

    Свидетель Иеговы: ...Наш перевод того стиха, на который вы указываете, несколько иной: “потому что он обратил внимание на незначительность своей рабы. Ибо вот, отныне все поколения будут называть меня счастливой” (ПНМ Лук. 1, 48). Как вы видите, при таком переводе смысл несколько меняется.

    Православный: επεβλεψεν επι ξзначает — “смотрю с намерением”, с намерением сделать что-либо лучше; здесь этот глагол означает, что Бог хочет изменить смиренное положение Марии. Слова από του νυν, οереведенные у нас как “отныне”, дословно переводятся как “отныне и всегда” (в славянской традиции: “ныне и присно”), “впредь”. Смысл их очевиден, они свидетельствуют о том, что возникает во времени непрерывная отныне традиция почитания Девы Марии. Слова μακαριουσιν με ξзначают — “будут называть Меня блаженной”. Здесь слово “называть” означает и “признавать”; слова πασαι αι γενεαι ξзначают — “все последующие поколения”. Дословный перевод всего стиха будет следующий: “потому что Он обратил взгляд на — ничтожность — рабы Его. Вот ведь отныне будут прославлять как блаженную Меня все поколения”. Здесь мы видим и глубину смирения Пресвятой Девы, и высоту Ее Божественного призвания.

    Как в ваших поколениях почитают или ублажают Деву Марию?

    Свидетель Иеговы: Я могу сказать, что с признательностью отношусь к Марии.

    Православный: Ваш ответ напомнил мне заявление безбожника Зюганова. На вопрос, как он относится ко Христу, лидер российских коммунистов ответил: “Я его уважаю”. Только можно догадываться, что он имел в виду…

    Есть ветхозаветные пророчества о том, что Мария и в рождестве, и по рождестве оставалась Девою. По первому вопросу: “Итак Сам Господь даст вам знамение: се, Дева во чреве приимет и родит Сына, и нарекут имя Ему: Еммануил” (Ис. 7, 14). По второму...

    Свидетель Иеговы: По первому вопросу мы с вами согласны. Она была Девою в момент рождения ее Сына…

    Православный: ...По второму вопросу: “И сказал мне Господь: ворота сии будут затворены, не отворятся, и никакой человек не войдет ими, ибо Господь, Бог Израилев, вошел ими, и они будут затворены” (Иез. 44,2).

    Свидетель Иеговы: Но как же, Сам Христос называл Марию женою: “Иисус же сказал ей: “Что тебе до меня, женщина? Мой час еще не пришел” (ПНМ Ин. 2, 4). Подобное и в вашем переводе — “что Мне и Тебе, Жено?”. Да, когда рожала, была Девою, потом стала женщиною и имела детей.

    Православный: Это ваше истолкование, которое не подтверждается ни новозаветным повествованием, ни ветхозаветными пророчествами. Выражение “братья Господни” — есть свидетельство о детях праведного Иосифа, которому Пречистая Дева была только обручена. А то, что Она действительно называлась женою, свидетельствовало об исполнении пророчества, изреченного о Ней и Ее семени в Раю: “...И вражду положу между тобою и между женою, между семенем твоим и между семенем ее” (Быт. 3,15).

    Само Евангелие произошло из сердца Девы Марии...

    Свидетель Иеговы: ...Никогда пророчества не произносились но произволению человеков, тем более Евангелие.

    Православный: И здесь вы не правы. Сказано: “И Он пошел с ними и пришел в Назарет; и был в повиновении у них, И Матерь Его сохраняла все слова сии в сердце Своем” (Лук. 2, 51). Христос пребывал, как мы прочитали, в повиновении у Пресвятой Девы и праведного Иосифа, Но и в предсмертную минуту заботился о Матери Своей: “Иисус, увидев Матерь и ученика тут стоящего, которого любил, говорит Матери Своей: Жено! се, сын Твой. Потом говорит ученику: се, Матерь твоя! И с этого времени ученик сей взял Ее к себе” (Ин. 19, 26-27). Здесь в лице апостола Иоанна Он всех нас усыновил Пресвятой Деве... Разве вы ослепли!

    ...Почитали Деву Марию не только человеки, но и Ангелы. Сказано: “Ангел, войдя к Ней, сказал: радуйся, Благодатная! Господь с Тобою; благословенна Ты между женами” (Лук. 1, 28).

    Свидетель Иеговы: Вы говорите о Марии с таким почитанием, я даже смущен... Вы что — верите в то, что она вас спасает. Я слышал, как в храме молились, обращаясь к ней: “Спаси нас”.

    Православный: Спаситель Христос, Она — виновница нашего спасения. Нечто подобное сказал однажды, уже о себе, и апостол Павел: “Для всех я сделался всем, чтобы спасти, по крайней мере, некоторых” (1 Кор. 9, 22). Впрочем, любой христианин призывается к тому же: “Вникай в себя и в учение; занимайся сим постоянно: ибо, так поступая, и себя спасешь и слушающих тебя” (1 Тим. 4,16).

    Свидетель Иеговы: Вы с такою значимостью произнесли этот стих… это ваш любимый стих?

    Православный: Да... Ведь сказано: “Итак, вера от слышания, а слышание от слова Божия” (Рим. 10,17)[7].

     

    Из книги “Суд им давно готов (2 Петр 2:3). О вероучении священника Георгия Кочеткова” (М.: Издательство Православного Свято-Тихоновского Богословского Института, 2000).

    Как показывают сочинения о. Георгия Кочеткова, он “не верит в безмужное зачатие Господа нашего Иисуса Христа, а для дорогих православным понятий и событий (Приснодева, Богородица, Рождество и др.) находит странные аллегорические толкования”[8].

    “В катехизисах о. Георгия мы читаем, что вера в девственное Богоматеринство Марии утвердилась в Церкви как ответная реакция на иудейские измышления о том, что отцом Христа якобы был некий римский воин (“Идите, научите все народы”. С. 248-249). Развивая эту вполне абсурдную мысль, автор Катехизиса пишет: “Сказанное не значит, конечно, что в христианстве когда-либо отвергалось девственное зачатие. Христианство просто старалось много не говорить об этом, оставляя этот момент в тайне, что для нас очень важно. Зачатие Христа всегда представлялось, безусловно, совершенно целомудренным. Но целомудрие может пониматься по-разному. Оно может пониматься скорее внешне - в физическом, телесном смысле, но может пониматься и более глубоко и духовно, то есть несколько иным образом. Как отмечали наиболее глубокие христианские аскеты, можно потерять целомудрие, живя не в браке, а можно жить в браке, иметь детей и быть вполне целомудренным. К тому же и до грехопадения, еще в раю, Богом была дана заповедь человеку: “плодитесь и размножайтесь”. Так что не в плотских отношениях как таковых грех, хотя нередко среди людей грех выражается и в этих отношениях, а в чем-то другом. Целомудренность Зачатия и Рождения Христа безусловна, но как это было с точки зрения физической — остается тайной, никто на земле этого не знал, не знает и не будет знать” (там же. С. 249). Остается только развести руками. Кажется, что о. Георгий подвергает сомнению один из основополагающих христианских догматов о Приснодевстве Богородицы. При этом он пытается “развести” два понятия: девственное рождество и целомудренное рождество. Последнее понимается им как нравственная категория внутренней духовной жизни человека (с чем никто спорить, конечно же, не будет). Вместе с тем, он отказывается понимать этот термин как синонимичный именно девственному, сверхъестественному рождению. Отказываясь от новозаветного событийного реализма, о. Георгий стремится истолковать безмужнее зачатие Спасителя лишь как некую метафору, в первую очередь свидетельствующую о нравственном совершенстве Богородицы: “Целомудренность и девственность Марии утверждается Церковью в том же таинственном сакраментально-догматическом смысле, что и Ее Богоматеринство. Нужно ли при этом, как обычно делается, обязательно утверждать физическую, почти физиологическую реальность девства — сказать трудно. Это, повторяем, остается тайной. Есть один очень поучительный в этом отношении древний (серед. II в.) апокриф, где говорится о том, что некая служанка захотела проверить, осталась ли по Рождестве Мария Девой. И когда она протянула к Ней свою руку, то ангел Божий тут же ее руку иссушил. Это — великий символ. Мы часто, подобно теософам и многим оккультистам, сами тянем свои руки совсем не туда, куда надо. Мы хотим проверить физическим духовное. Мы даже хотим духовное и внутреннее этим физическим, телесным и внешним утвердить. К сожалению, в истории, даже христианской, церковной, такое случалось, да и случается еще, слишком часто” (там же. С. 249). Читающий да уразумеет. За нарочито округлыми фразами катехизиса, якобы пытающимися оградить тайну Рождества Спасителя от “нецеломудренных” истолкователей, скрывается совсем иное содержание. Стоит лишь внимательно вчитаться в обширные рассуждения о. Георгия о зачатии Спасителя, и делается ясным, что он стремится подвести катехизируемого лишь к одному возможному выводу: это зачатие не было безмужным. “Последний гвоздь в крышку гроба” православного богословия, о. Георгий пытается забить с помощью следующей фразы: “Современные специалисты по тексту Нового завета утверждают, что за каноническим рассказом Матфея, возможно, стоял еще более древний рассказ, содержание которого, разумеется, для нас весьма гадательно. Однако есть также очень древние сирийские варианты текста Мф, которые позволяют предполагать рассказ с подчеркнутой ролью отцовства Иосифа” (там же. С, 250).

    Но даже если в катехизисе “Идите, научите все народы” сверхъестественное зачатие и не отвергается прямо, тем не менее оно относится здесь к области спорных и несущественных богословских мнений. Тем самым никакого догматического значения за этим учением не признается, а ведь из него прямо вытекает учение об ипостасном единстве двух природ в Богочеловеке и, как следствие, об обожении человеческого естества во Христе. А отрицание сверхъестественного характера Зачатия Иисуса Христа разрушает самую основу этой стороны православной христологии: если бы Господь не родился сверхъестественным образом и Слово не сделалось для плоти Ипостасью, то Дева Мария родила не Бога-Слова по человечеству, а простого человека Иисуса, с которым впоследствии соединился Бог[9]. Логическим следствием такой мысли быть только одно утверждение: если Мария родила “еще не вполне Бога”, в самом зачатии Которого не было ничего сверхъестественного, то Ее и нельзя именовать Богородицей – вывод вполне несторианский”. Характерно, что “несториане не ставили под сомнение сам факт рождения Спасителя от “Духа Свята и Марии Девы” и не считали, что Иисус родился от Иосифа”, а “о. Георгий далеко превосходит в этом дерзновении своих предшественников” и повторяет “взгляды динамистов-адопциан, примитивных еретиков 2-3 столетий”[10].

    О. Георгий Кочетков готов признать Богородицу ““великой праведницей”, “Пресвятой”, “Пречистой, воплощением кротости и смирения” (С. 257), однако, когда речь заходит о Приснодевстве, мы встречаем точку зрения, которую иначе, как чисто протестантской, не назовешь. Сначала в присущей ему двусмысленной манере он говорит, что слова Евангелия “Она имела во чреве от Духа Святого” (Мф.1:18) означают, что “речь здесь должна идти о божественной творческой силе, о новом творении, подобном “бара” в Быт I” (С, 251). Казалось бы, непорочное зачатие признается истинным чудом, и, как сам указывает автор, “вера в физически девственное зачатие и рождение Иисуса утвердилась [в христианстве] почти сразу” (С. 249). Но несколькими строками ниже о. Георгий оговаривается: “Целомудренность и девственность Марии утверждается Церковью в том же таинственном сакраментально-догматическом смысле, что и Ее Богоматеринство. Нужно ли при этом, как это обычно делается, обязательно утверждать физическую, почти физиологическую реальность девства — сказать трудно” (С. 249). Для самого составителя “Катехизиса”, как и для непоименованных “специалистов по тексту Нового завета”, на которых он ссылается, все просто: “Поскольку Мф 1:18-25 соединяет изначальное, христианское предание о рождении Иисуса от Иосифа с близкой духу эллинистической эпохи веры в физическую девственность этого рождения, постольку далее он приводит соответствующую цитату из писания пророка Исайи: “се Дева во чреве приимет и родит Сына, и нарекут имя Ему: Еммануил” (С. 250). Оказывается, в отрывке, говорящем о рождестве Спасителя, соединяются изначальная вера в отцовство Иосифа (которую о. Георгий всецело разделяет) и эллинистическая идея о “физической девственности” Богородицы (см. С. 247). В подтверждение приводится “избитое” мнение о не полном соответствии еврейского alma и греческого (читай — эллинского) parphenos: еврейский оригинал, мол, означает “молодая незамужняя женщина, молодица, девица”, а греческий эквивалент сужает значение до “дева” (С. 250). Странно, но приходится напоминать о. Георгию, что на греческий язык Ветхий Завет переводили еврейские книжники. Это перевод, сделанный людьми, знавшими и чувствовавшими интуиции оригинала. И, с их точки зрения, наиболее адекватно мысль пророка выразило именно слово parphenos. Если бы это было не так, то в богатейшем греческом языке, наверняка, нашелся бы более точно передающий значение “молодая женщина” эквивалент. Значит, сами евреи (а не анонимные “специалисты но тексту Нового Завета”) за 300 лет до Рождества Господа осознавали, что речь идет не просто о “молодице”, а именно о Деве. В переводах же богослужебных текстов, сделанных о. Георгием на русский язык, старательно взята в квадратные скобки первая часть слова Приснодева. Ее, по мнению современного переводчика, лучше вообще опустить.

    Не менее шокирующе звучат слова о. Георгия о том, что Девство Богородицы надо понимать скорее в моральном смысле (С. 249) и что “есть очень древние сирийские варианты текста Мф, которые позволяют предполагать рассказ с подчеркнутой ролью отцовства Иосифа” (С. 250). Автор даже не утруждает себя тем, чтобы назвать эти “сирийские варианты”. Но известно, что именно в этой части империи наиболее сильными были тенденции, которые мы сегодня вслед за о. Георгием Флоровским называем “антропологическим максимализмом”. Именно отсюда произошла ересь несторианства, хулившая не только Спасителя, но и Его Пречистую Матерь. Может быть. о. Георгий вдохновляется теми же источниками, что и Феодор Мопсуэтский и Несторий? Но, как известно, судьба их в истории Церкви незавидна”[11].

     

    Митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл (ныне Святейший Патриарх Московский и всея Руси). О Матери Божией

    В чем состоит роль Божией Матери, Приснодевы Марии, в деле человеческого спасения? Каково Ее место в Священной истории? Этот вопрос имеет большое значение, потому что многие христиане, веруя во Иисуса Христа и признавая Его Сыном Божиим, одновременно отрицают роль и значение Его Пречистой Матери для нашего спасения, Эта позиция обосновывается тем. что в Евангелиях встречается не слишком много повествований о Деве Марии. Историю Богородицы Церковь знает из устного Предания, которое восходит к ранним христианским общинам апостольского века и дошло до нас, передаваемое из уст в уста, из поколения в поколение.

    В момент Благовещения Пресвятой Богородицы, отзываясь на обращение Бога к людям, Дева Мария от имени всего человеческого рода и для его спасения ответила кротким согласием.

    Без согласия человеческого рода Бог не мог прийти в мир и вочеловечиться. И когда в Назарете Архангел Гавриил явился Деве Марии с благой вестью о том, что от Нее родится Сын Божий, Она ответила с покорностию воле Творца.

    То был Ее личный ответ на Божий призыв. Но ведь Она — одна из нас. И, подобно тому как мы через общечеловеческую солидарность и преемственность связаны с Адамом и с совершенным им грехом, точно так же мы связаны и с Богородицею, чьи слова прозвучали от имени всего о человеческою рола. Не будь этого ответа, не было бы Воплощения Сына Божия и Сына Человеческого. Без Своей Пречистой Матери и против Ее воли Иисус Христос не смог бы искупить грехи мира.

    Святитель Игнатий (Брянчанинов) следующим образом описывает роль Богородицы в деле Воплощения: “Божественное тело Богочеловека зачалось божественно и родилось божественно. Дева совершила рождение, будучи во время рождения преисполнена духовной святейшей радости. Болезни не сопровождали этого рождения… Богоматерь была тем единственным сосудом, в который Бог вселился самым существом Своим”.

    Материнство — одна из величайших ценностей человеческой жизни. Мать не только дает ребенку жизнь, что само по себе уже является тайной бытия, но и передает младенцу любовь, с которой ничто не сравнится. Материнская любовь— это высшее проявление любви одного человека к другому. Богу было угодно, чтобы тайна материнства соединилась с тайной спасения.

    Если бы не было Девы Марии, то не было бы и спасения.

    Но и Сама Божия Матерь очень многое получила от Своего Сына.

    Как свидетельствует церковное предание, еще до Своего рождества Дева Мария была предочищена Духом, так что последствия первородного греха на Нее не распространились. Это особое действие Божией благодати одновременно сочеталось и с особыми нравственными усилиями Самой Девы Марии.

    Выше мы кратко говорили о событиях, связанных с рождением и отрочеством Пресвятой Богородицы, известия о которых донесло до нас древнее христианское Предание.

    Из Священного Писания мы знаем о Благовещении Пресвятой Богородицы, о Рождестве в Вифлееме от Девы Марии Иисуса Христа и о принесении Царицей Небесной Богомладенца в Иерусалимский храм на сороковой лень после Его рождения.

    Спасая Богомладенца Христа от Ирода, Мария вместе с Иосифом Обручником бежит в Египет, но впоследствии Святое семейство возвращается на родину. Евангелист Лука повествует о том, как в отрочестве Иисус был приведен Своею Матерью и Иосифом Обручником в Иерусалим, где в храме беседовал со старейшинами и книжниками, поражая их Своею мудростью.

    Потом мы встречаем Божию Матерь на брачном пире в Кане Галилейской, где Спаситель совершил Свое первое чудо, превратив воду в вино.

    Мы видим Божию Матерь предстоящей у Креста Господня вместе с любимым учеником Спасителя Иоанном, которому Иисус препоручает Свою Мать. Вместе с тем Ей в лице Иоанна усыновляются и все ученики Спасителя, Мария становится Матерью учеников Иисуса, а значит, и Матерью всей Церкви.

    Дальнейшие сведения из жизни Пресвятой Богородицы также доносит до нас церковное Предание. После Воскресения и Вознесения Спасителя Дева Мария живет вместе с Его любимым учеником Иоанном, участвует в Соборе апостолов в Иерусалиме. Предание свидетельствует также о Ее блаженной кончине, именуемой на языке Церкви Успением. Покинув этот мир, Она не была предана земле, но тело Ее чудесным образом исчезло - Божия Матерь была принята Своим Сыном с душою и телом в Небесное Царство. И ныне Она пребывает со Христом и неразлучна с Ним. Почитание Божией Матери основывается на изначальном в христианской общине понимании особого значения Пресвятой Девы для спасения человеческого рода, на Ее личной святости, превышающей святость кого-либо из людей, и даже ангелов. Господь спасает мир вместе со Своей Матерью. Ни в церковном Предании, ни в евангельских повествованиях Она не выступает в качестве Той, на Которую направлена спасительная миссия Ее Сына, ибо Она уже предочищена Духом Святым от влияние первородного греха. А иначе и быть не могло, ибо безгрешный Бог не мог соединиться с помраченной грехом человеческой природой. Он был во всем подобен нам – кроме греха. И когда говорится о воссоздании во Христе первозданной природы человека, то имеется в виду то, что Спаситель, получив от Своей Матери непомраченную грехом человеческую природу, не повторил грех Адама, но подчинив Свою человеческую волю воле Божественной, в Самом Себе осуществил первоначальный замысел Творца о человеке, уподобившись Богу, став “вторым Адамом”.

    Именно поэтому мы обращаемся в молитве к Пресвятой Богородице с теми же словами, что и в молитве к Ее Сыну: “спаси нас”, в отличие от обращения ко всякому другому святому, которого мы просим: “моли Бога о нас”. Каждый человек может обратиться к Ней за помощью, как к своей Матери, потому что Ее Материнство распространяется на всех нас. Матерь Божия – Мать всех человеков, любящая нас не меньше нашей собственной матери.

    Почитание Девы Марии началось с первых дней существования Церкви. В Назарете сохранился Ее дом, всегда бывший местом молитвы и поклонения христианской общины. В римских катакомбах, где собирались для молитвы первые христиане, на стенах можно обнаружить изображения Девы Марии.

    Известный афонский подвижник XVIII века преподобный Никодим Святогорец обращается ко всем нам с таким призывом: “Когда увидишь икону Пресвятой Богородицы, обрати сердце свое к Ней, Царице Небесной, и возблагодари Ее за то, что Она явилась такой готовой на покорность воле Божией, что родила, вскормила и воспитала Избавителя мира, и что в невидимой брани нашей никогда не оскудевает Ее предстательство в помощь нам”.

    Божию Матерь почитают во всем мире, особенно в нашей стране, где так много Ее чудотворных образов.

    Мы верим, что над нашей страной особым образом простирается Покров и заступление Божией Матери, Пречистой и Пресвятой Девы Марии[12].

     

    Священномученик Иларион (Троицкий). Сикстинская Мадонна Рафаэля

    … В Мадонне Рафаэля я и усматриваю нечто, как сказали бы философы, иррациональное, сверхразумное, мистическое. В ней есть какая-то тайна. Рафаэль писал Мадонн, кажется, без числа, но многие ли из них известны широким кругам, а не одним только, всегда тесным, кружкам людей, сведущих в искусстве и даже в истории искусства? И в то же время, кому не известна одна его Мадонна — Сикстинская! Сколько картин существует на свете, по галереям и музеям! Но многие ли из них оживают пред зрителем и как бы превращаются в видение? Есть великое множество картин, живо написанных. Иной художник живо схватит на полотно уличную сценку. В морских видах Айвазовского так и катятся волны и будто так же прозрачна их бирюза, как на самом морском просторе. Но здесь видения еще нет. Видение начинается там, где приоткрывается завеса таинственного и невидимого. Всякое видение непременно небесно. Мадонна и была для меня видением небесным.

    Часто задаются вопросом: что хотел выразить Рафаэль своей Мадонной? Я думаю, что он ничего не хотел выразить, но прямо выразил может быть и для себя непонятную, и самим не осознанную тайну. Есть предание, что Рафаэлю и самому было именно видение и ему удалось рассказать всему миру и целым векам о своем видении.

    Видение всегда неуловимо в своей сущности. Оно не бывает отчетливо. В видении именно только приоткрывается завеса в область невидимого и сквозь небольшое отверстие лишь смутно чувствуется, что за видимой частью стоит еще целая бесконечность.

    Но что же выразил Рафаэль в Сикстинской Мадонне? Что она такое? Многие на это отвечают: это - мать! Но если она — только мать, то этот образ не относится к Богоматери. Ведь сущность и тайна Богоматери не в том только, что она — Мать. Мне кажется, что Мадонна отражает идею не матери только, но и Богоматери. А чем Богоматерь отличается от матери? На этот вопрос может дать ответ одно православное богословие, а рассудку и неверию здесь остается только замолчать. Здесь тайна великая, тайна единственная, потому особенно и привлекающая. Более того, эта тайна Богоматери, как говорит наше богословие, необходима человечеству, жаждущему спасения.

    Когда я вспоминаю Сикстинскую Мадонну, мне приходят на память слова акафиста Пресвятой Богородице: “радуйся, противная в тожде собравшая; радуйся, девство и рождество сочетавшая”. Девство и рождество противны друг другу по нашим понятиям, но в Пресвятой Богородице побеждаются нашего греховного человеческого естества уставы: девствует Ее рождество. Она — Мать и Дева. В этом сочетании противоположностей, в преодолении этой, скажу по-мудреному, антиномии — тайна Пресвятой Девы, тайна, нам необходимая и нам любезная. Человеку дорого имя “мать”, а человечеству нужна “Дева”. Вот почему бесконечно нам дорога Мария — Дева и Мать.

    Мать... Не знаю другого слова в лексиконе, которое так потрясало бы человека, так затрагивало бы самые глубокие слои нашего существа. У нас теперь лучше всех, кажется, умеет говорить о матери (иногда!) В. В. Розанов. “Ведь что такое “песня Ангела”, которую слышал и полузабыл, но забыл не вовсе” человек до своего рождения?! Конечно, это только настроения матери, особо передающиеся ребенку! Ребенок, еще из темной могилки своей, видит душу матери с такой особой стороны, какая никому не открыта, да и она сама о себе всего не знает. Все, что мы именуем “врожденными идеями”, довременными предчувствиями — Бог, загробный мир, последний суд, грех и правда, идеалы терпения и подвига — все “врожденное” и есть просто переживания матери, думы и песенки ее, песенки и молитвы, своеобразно отразившиеся на плоде в ее чреве, толкнувшая его, обласкавшие его, согревшие”. Прекрасные слова! Ты, Друг, замечал, конечно, что с матерью человек как-то особенно связан. Эта связь лежит, несомненно, в мистических глубинах нашей природы. Отец — не мать. У Тебя есть и отец, и мать. С кем ты ближе, роднее? Ведь с матерью? Ты, мой дорогой, знаешь, что я уже почти двадцать лет назад потерял мать. В то время ощущал я свое сиротство, так сказать, практически, в смысле житейском, а теперь порою я болезненно ощущаю свое сиротство мистически. Так хочется видеть и любить родившую меня мать! Так и мать как-то особенно связана с рождением своим. Видел ли Ты, мой Друг, мать, теряющую ребенка? Ведь прямо ощущается потрясенность материнского существа до самых его глубин, видится, как оружие пронзает материнское сердце и как терзается утроба материнская. Что-то в мистических глубинах надрывается...

    Пресвятая Богородица — наша общая Мать, потому что Она родила “нового Адама” и “новое человечество” от Нее произошло. Ведь теперь естество человеческое иное, нежели в Ветхом Завете; теперь в нашем естестве есть “божественное примешение”. К Богу стремилось человечество цельте тысячелетия, чтобы с Ним соединиться и тем возродиться. Мария — чистейший плод нашего естества; Она — “избранная от всех родов”, как бы вершина человечества, достигшая небесного царя. Чрез Нее род человеческий вступил в родство с Богом. Если в нас живет Христос — в нас живет и Матерь Его. Но эта Матерь должна была пребыть Девой. Утверждая приснодевство Богородицы, богословие наше говорит только о том, что нам необходимо. Порча естества нашего коснулась самого рождения нашего. “Умножая умножу печали твоя и воздыхания твоя: в болезнех родиши чада и к мужу твоему обращение твое, и той тобою обладати будет”. Это из уст Божиих услышала древняя Ева, родоначальница ветхого человечества. “В беззакониях я зачат и во грехах родила меня моя мать”. Порча естества в самом его корне — в рождении. Обращение жены – к мужу, его обладание женой и болезни рождения — вот признаки природной “растленности”!

    “Она небес не забывала,
    Но и земное все познала
    И пыль земли на ней легла” -

    можно сказать и о матери.

    Воссоздание естества (а в этом воссоздании и состоит спасение) и должно было начаться с преодоления законов естественного рождения. “Бог послал Сына Своего, рождаемого от Жены”, рождаемого без обращения к мужу, без обладания мужа, без болезней рождения. Дева родила и Девой пребыла,

    “...вечная женственность ныне
    в теле нетленном на землю идет”.

    Воистину и несомненно это –

    “то, чего ждет и томится природа”,

    потому что в этом начало спасения твари, с надеждой ожидающей откровения сынов Божиих, когда и она освобождена будет от рабства тлению и придет в свободу славы чад Божиих. И мы сами в себе воздыхаем, ожидая всыновления, избавления нашему телу, которому не достает целости и нерастленности, как и всему естеству нашему не достает целомудрия.

    Так для нашего спасения необходимо приснодевство Марии. Божественное достоинство Спасителя необходимо для действительного спасения и обновления твари, а это обновление с того и началось, что Мать пребыла Девой. Божество Христа и приснодевство Марии связаны неразрывно, и без них нет спасения, то есть нет никакого смысла жизни. Западные еретики протестанты так усиленно нападают на истину приснодевства Марии, несравненно настойчивее, нежели древние антидикомарианиты, нападают с самыми усовершенствованными научными орудиями. У меня целая полка их хульных на Богородицу книг. Понятно! Ведь лютеранам нужен учитель, вроде их скучных пасторов. Ну, а разве нам важно, кто была мать нашего учителя! Приснодевство Богородицы необходимо тому, кто живет идеей обόжения. Запад отрекся от этой идеи. Протестанты и наши несчастные сектанты только и поют об “Иисусе”, а “Марию” Приснодеву забыли. Православие - носитель идеала обожения. Подумай, как у нас прославляется Пресвятая Дева! Ведь, пожалуй, не менее половины песнопений в наших богослужебных книгах посвящено Божией Матери. Открой октохи, минеи — всюду и целые каноны Богородице, и повсюду отдельные “Богородичны”. Сколько у нас праздников в честь Богоматери! Сколько храмов! Сколько Ее чудотворных икон! А ведь наше богослужение создалось в монастырях; не миряне его составляли, но монахи. Монахи-то особенно и чтут Пресвятую Деву и Матерь. Вот гора Афонская, куда не ступает нога женщины, где живут одни монахи! Но эта гора — “земной удел Богоматери”. Божия Матерь является преподобному Сергию и говорит ему об умножении впоследствии монахов его обители. Значит, это умножение монахов желательно Пречистой Матери! Она Сама — покровительница монашества. Монашество есть самое громогласное исповедание той истины, что люди бедны и грешны, что в мире незапятнанным ничто не осталось, начиная с человека при самом его рождении. Мир так часто не хочет вовсе знать о том, что грех и смерть царят на земле. Текущая жизнь считается подлинно ценной, настоящей жизнью. Монахи — исповедники и проповедники духовной нищеты человека, с признания которой и начинается процесс спасения человека. Сами дети своих матерей, они прибегают к покрову Матери-Девы и Ее именуют столпом девства, не веруя обманчивому миру.

    Мое письмо о Сикстинской Мадонне, дорогой Друг, как-то невольно обратилось в богословское рассуждение о Пресвятой Богородице, об Ее месте и значении в деле нашего спасения и возрождения. Основная и спасительная тайна Божией Матери в том, что Она Мать и Дева. И вот кажетсямне, что Рафаэль в своем вдохновении сумел красками сказать на полотне об этой именно тайне Богородицы, совместить в Ее дивном и привлекательном лике две земных противоположности — девство и материнство. По крайней мере, такое впечатление произвела великая картина на меня и отрешиться от этого впечатления я не могу.

    Из всех Мадонн Рафаэля Сикстинская более похожа на икону. Однако, это не икона. Это картина, на которую лишь упал луч неба. Мне кажется просто невозможным вынести ее на средину православного храма, поставить пред ней подсвечник с лампадами и свечами, пропеть пред ней величание, совершить вокруг нее каждение. Неловко было бы и просто молиться пред Сикстинской Мадонной. В ней все ж много человеческого для того, чтобы стать предметом благочестивого поклонения. У католиков она могла стоять в храме, потому что католики чувственны в своих храмах. У них Мадонны, написанные с натурщиц, у них - статуи, иногда одетые чуть ли не модное платье. Не знаю, Друг мой, как Ты, но я органически не мог бы молиться пред мраморной статуей. Наши иконы – не картины, и наше поклонение поэтому духовно. Наши иконы — символы идей, символы существ. Когда мы взираем благоговейно на темный лик Иверской или Казанской иконы Божией Матери, ведь мы не представляем себе, что такой именно Она и была. Нам даже нет и нужды знать, каков был в исторической действительности Ее вид. Для нас Она — Матерь Божия, Мать и Дева, Заступница и Ходатаица. Икона дорога нам не своими собственными достоинствами, но только потому, что “взирающии на оныя подвизаемы бывают воспоминати и любити первообразных” и “поклоняющийся иконе поклоняется существу изображенного на ней”. Наши иконы не задерживают нашего внимания на земле и дают полный простор нашему молитвенному возношению на небо.

    Но как религиозная картина, Сикстинская Мадонна единственное и неповторяемое произведение художественного гения. Пережитое мною пред Мадонной впечатление, это как бы тихое и возвышенное видение, остается у меня лучшим воспоминанием о Западе.

    Пишу Тебе, Друг, в великий богородичный праздник Введения во храм. Воспоминанием о Мадонне Рафаэля и рассуждениями о Пресвятой Деве кончаю свои письма Тебе, мой чистый и светлый Друг. Прими их, как небольшую дань моего сердца, Тебе преданного и Тебе всякую мысль свою и всякое чувство свое поверяющего. Я знаю, как Ты, и не будучи монахом, любишь Пресвятую Деву, как молишься Ей, чистой и кроткой, как Она миром, чистотой и радостью озаряет Твою прекрасную душу, полную звуков небес. Она, Мать и Дева, да покрывает Тебя от всякого зла Своим честным омофором!”[13]

     

    Примечания:

    [1] http://pstbi.pagez.ru/item.php?id=529&cid=6

    [2] Прот. Митрофан Зноско-Боровский. Сравнительное богословие. М., 2003. С. 47-51.

    [3] С особенной силой это подчеркивал Norden в работе “Die Geburt d. Kindes”. См. любые книги по истории религии, - особенно Bultmann “Le Christianism primitif”. Trad, frang. Paris, 1950.

    [4] Weigall. – Les survivances pa´iennes dans le monde Chretien.

    [5] Прот. Василий Зеньковский. Апологетика. М., 2004. С. 314-323.

    [6] Святитель Лука Крымский (Войно-Ясенецкий). “Принесем Тебе любовь нашу”. Беседы в дни Великого поста. М., 2003. С. 233-238.

    [7] Священник Олег Стеняев. Диспут со “Свидетелями Иеговы”. М., 2004. С. 170-182.

    [8] “Суд им давно готов (2 Петр 2:3). О вероучении священника Георгия Кочеткова”. М.: Издательство Православного Свято-Тихоновского Богословского Института, 2000. С. 182.

    [9] И вновь о. Георгий подпадает под авторитетное святоотеческое осуждение: “Если кто говорит, что в Деве образовался человек, потом уступил место Богу, то он осужден” (Святой Григорий Богослов. 1 Послание к пресвитеру Кледонию // Творения. Т. II. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1994. С. 9).

    [10] “Суд им давно готов (2 Петр 2:3). О вероучении священника Георгия Кочеткова”. М.: Издательство Православного Свято-Тихоновского Богословского Института, 2000. С. 38-42.

    [11] Там же. С. 51-53.

    [12] Митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл. Слово пастыря. М., 2005. С. 396-399.

    [13] Священномученик Иларион, архиеп. Верейский. Без Церкви нет спасения. М.-СПб., 2001. С. 548-556.

     

    © Е. М. Скитер, 2006

     

     

    Copyright © 2006-2011 Библиотека "Халкидон"
    При использовании материалов сайта ссылка на halkidon2006.orthodoxy.ru обязательна.

    Mail.Ru Сайт расположен на сервере 'Россия Православная' Rambler's Top100