Библиотека “Халкидон”

___________________

А. Л. Дворкин

Иван Грозный как религиозный тип

Исторический фон, происхождение и развитие теократической идеи первого русского царя и его попытки установить “вольное самодержство” в России

Оглавление

После возвращения царя с богомолья регулярная деятельность Избранной Рады возобновилась. Предстояло рассмотреть ряд неотложных дел: волнения инородческих племен на землях бывшего Казанского ханства, покорение Астрахани, продолжение внутренних реформ, пограничные споры со шведами, набеги крымских татар и многое другое. Складывается впечатление, что отношения царя с советниками оставались более или менее ровными до наиболее серьезного осложнения и разрыва, к которому привели события Ливонской войны. Центральный момент этих разногласий связан не только с внешнеполитическим курсом, но и с различным пониманием того, каким надлежит быть Русскому государству.

Что было в тот момент для него важнее: полномасштабная война с Крымским ханством, чего желали Адашев и другие деятели Избранной Рады, или борьба с Ливонским орденом, к чему склонялся сам Иван? [1] Почти все русские и зарубежные историки соглашаются, что завоевание Крыма было в то время для Москвы делом совершенно нереальным. Противоположного мнения держались, кажется, лишь Н. И. Костомаров и Г. Вернадский [2], однако их аргументы представляются достаточно обоснованными. Но даже и не достигнув успеха в завоевании Крыма, Московское царство в состоянии было нанести крымским татарам ряд серьезных поражений, способных затруднить их продвижение и опустошительные набеги на южные окраины Руси. При всей важности для страны наличия “окна в Европу” угроза ее существования исходила с юга, не из Ливонии. Говоря словами Г. Вернадского, “на этой стадии Москва не могла отсрочить решение крымского вопроса, ливонский же вопрос такую отсрочку вполне допускал. Реальная дилемма, с которой столкнулся царь Иван, означала не выбор между войной против Крыма и натиском на Ливонию, а выбор между войной с одним только Крымом или на два фронта — с Крымом и Ливонией. Иван выбрал последнее, и результат оказался катастрофическим” [3].

Помимо разногласий военно-стратегических, существовали и другие, более глубокие, за которыми стояла диаметральная противоположность идеологий.

Как мы видели, идеологи Избранной Рады придерживались концепции translatio imperii. Иными словами, они пребывали в убеждении, что православное царство переместилось в Москву. Но если Москва и в самом деле Третий Рим, а Московская Русь - “Новый Иерусалим”, ей следует устремить все свое внимание на Восток, признать себя ответственной за судьбу христиан, остающихся под иноверным игом, и в конце концов отвоевать Константинополь. Первыми шагами к этой цели представлялось завоевание Казани и Астрахани, следующим, по логике вещей, — покорение Крыма.

Однако у Ивана к этому времени сформировалась иная точка зрения. Мы уже говорили, что Московская Русь испытывала многообразные воздействия западной культуры — от литературы, зодчества и живописи до кулинарных рецептов и покроя платья. И все же, несмотря на множество примеров, подтверждающих это влияние [4], Московское государство в существе своем оставалось православной теократической монархией, наставницей и воспреемницей которого была Византийская империя, ибо с момента принятия ею христианства Русь входила в “Византийское содружество государств” (термин, впервые сформулированный Д. Оболенским) [5]. Так осознавала себя и сама Москва — как наследницу и продолжательницу Византии. И именно здесь залегали корни разногласий между Иваном и советниками Избранной Рады, ибо держава, которую царь хотел создать, не имела ничего общего с Византией, “отринутой” Богом и плененной турками. Русь виделась Грозному сильной наследственной монархией наподобие национальных монархий Запада, какими были тогда Испания, Англия и Франция. Как писал прот. Георгий Флоровский, Ивана “<…> всегда привлекали люди западной веры, хотя бы он и обрушивался на них с неистовым обличением и прещениями <...> И не случайно ведь именно при Грозном начинается массовый наплыв “западноевропейцев” в Московскую землю. Современникам бросилась в глаза эта склонность Грозного к Западу и к западным людям. Несколько позже известный дьяк Тимофеев со вздохом вспоминает: “увы, вся внутренняя его в руку варвар быша” <…> Не только политически, но и культурно Грозный был обращен именно к Западу, не к Византии. Исторической зависимости от греков он не признавал, и не хотел бы признать” [6].

Интересно и весьма символично, что независимое правление Ивана началось с так называемой миссии Шлитте. “К <…> великим намерениям Иоанна принадлежит и замысел его обогатить Россию плодами искусств чужеземных. Саксонец Шлитт в 1547 году был в Москве, выучился языку нашему, имел доступ к царю и говорил с ним об успехах художеств, наук в Германии, неизвестных россиянам. Иоанн слушал, расспрашивал его с любопытством и предложил ему ехать от нас посланником в Немецкую землю, чтобы вывезти оттуда в Москву не только ремесленников, художников, лекарей, аптекарей, типографщиков, но и людей, искусных в древних и в новых языках — даже феологов” [7].

Миссия эта не имела результата отчасти из-за вмешательства Ливонского ордена, и, возможно, тогда же Иваном овладела идея, со временем развившаяся чуть ли не в манию: отомстить ливонцам и открыть “окно на Запад”. История прибытия в Московию англичан и последующего “романа” Грозного с Англией хорошо известна, но царь и раньше проявлял широкий и самый живой интерес к Западу и его жизни. Так, итальянец Фоскарини уже в 1553 г. писал: “В настоящее время наш император Иван Васильевич много читает из истории Римского и других [государств], отчего он научился многому. Он также часто советуется с немецкими капитанами и польскими изгнанниками, и для собственной пользы взял себе за образец римлян <…> Войско свое он устроил по примеру французов <…> Государь, поощряя обыкновенно истинную доблесть, не забывает и в военное время щедро и достойно награждать заслуженных солдат; но не обнаруживших на войне этих качеств он клеймит вечным позором <...> Император обладает теперь многочисленной артиллерией на итальянский образец, которая ежегодно пополняется немецкими служащими, выписанными им сюда на жалованье” [8].

Фоскарини противополагает состояние войска и военного дела при Иване Грозном прежним боевым навыкам московитян, упражнявшихся в военном искусстве подобно “туркам, азиатам и грекам” [9]. Соответствует это впечатление реальности или нет, мы не знаем, но оно было именно таким, какое желал произвести на гостей с Запада сам государь. Наблюдение Фоскарини подтвердил несколько позже в своей книге об Иване лютеранский пастор из Ливонии Одеборн. По его словам, московский царь любит немцев и охотно дает им важные поручения и назначения. Согласно Одеборну, многие московиты стараются подражать этим немцам [10].

Приведенные данные показывают, что взгляд Ивана был в значительной мере устремлен в сторону Запада. Это проявлялось и в странном смешении у него комплексов неполноценности и превосходства. Он сознавал себя царем, величайшим монархом, сравниться с которым среди европейских государей мог разве лишь германский император [11], и одновременно испытывал постоянную потребность в дополнительном подтверждении своих притязаний. Не потомок ли он Прусса, брата самого кесаря Августа? Кто из западных монархов может похвастаться таким родоначальником? Любопытно, что при постоянных ссылках на происхождение от Прусса, долженствующих подтвердить легитимность его царского титула, Грозный никогда не вспоминает о своей принадлежности к византийскому императорскому дому через бабку Софию (Зою) Палеолог, что было бы несравненно достовернее. По всей видимости, он не хотел иметь ничего общего с династией исторических неудачников, каковыми были в его сознании Палеологи, из опасения разделить их судьбу. Позже, когда Иван тяжело переживал крушение своих планов и обвинял в этом своих подданных, он все чаще подчеркивал свое иноземное происхождение.

Как передают, он похвалялся, что ведет род от немцев — возможно, герцогов баварских, основываясь на сходном звучании слов бояре и Baiern (баварцы) [12]. Похожую историю приводит в своих записках англичанин Флетчер, посетивший Москву в царствование сына Грозного Федора Ивановича: “Иван Васильевич, отец теперешнего царя, часто гордился, что предки его нерусские, как бы гнушаясь своим происхождением от русской крови. Это видно из слов его, сказанных одному англичанину, именно его золотых дел мастеру. Отдавая слитки для приготовления посуды, царь велел ему хорошенько смотреть за весом: “Русские мои все воры”, — сказал он. Мастер, слыша это, взглянул на царя и улыбнулся. Тогда царь, человек весьма проницательного ума, приказал объявить ему, чему он смеется. “Если Ваше Величество просите меня, — отвечал золотых дел мастер, — то я вам объясню. Ваше Величество изволили сказать, что русские все воры, а между тем забыли, что вы сами русский”. “Я так и думал, — отвечал царь, — но ты ошибся: я не русский, предки мои — германцы”” [13]

Знаменательно, что именно в царствование Ивана Грозного начался широкий ввоз “западных специалистов”, конец которому положило лишь его неудачное сватовство к английской принцессе. Отметим в этой связи своеобразную эпитафию Ивану, которой стало сообщение о его кончине, переданное одним из “московитов” британскому послу: “Твой английский царь мертв!” [14].

К 1558г. Иван, некогда послушный ученик Макария, Сильвестра и Адашева, стал полновластным самодержцем, готовым приступить к предприятию, расценивавшемуся им как величайшее дело всей его жизни. Образование царя завершилось, и он уже хорошо знал, что ему необходимо предпринимать. Он действовал самостоятельно и не нуждался в советниках, оспаривавших его решения.

“Неужели же это свет, — писал он позже Курбскому, — когда поп и лукавые рабы правят, царь же — только по имени и по чести царь, а властью нисколько не лучше раба? И неужели это тьма — когда царь управляет и владеет царством, а рабы выполняют приказания? Зачем же и самодержцем называется, если сам не управляет? Апостол Павел писал галатам: “Наследник, доколе в детстве, ничем не отличается от раба, он подчинен управителям и наставникам до срока, отцом назначенного”. Мы же, слава Богу, дошли до возраста, отцом назначенного, и нам не подобает слушаться управителей и наставников” [15].

Как заметил по поводу этого текста Р. Ю. Виппер, “мысли, высказанные в письме, глубоко обдуманы. Способный и восприимчивый ученик Макария, Иван IV незаметно покорился влиянию духовенства. Но в той самой литературе, в которую его посвятили учителя, он нашел полемику против теократии [16] и доказательства в пользу “самодержавства”, мощной и передовой светской власти. Увлекшая его новая теория постепенно слилась с нарастающим чувством своего великого назначения, с раздражением против тех, кто связал его по рукам и ногам, кто не давал его таланту найти себе применение” [17].

Вряд ли можно говорить о “драматической перемене” в Иване. Мы видели, что он водил компанию с “развратниками” уже во времена Избранной Рады. Смерть Анастасии не внесла в его характер и поведение ничего нового. Отставка же Адашева и Сильвестра произошла еще ранее. Печально знаменитые Федор Басманов, Афанасий Вяземский, Малюта Скуратов и другие будущие деятели опричнины сделались царскими любимцами также до кончины Анастасии. Смерть жены дала Ивану лишь повод для расправ и оправдание его жестокости и разврата.

В своей жизни Грозный старался соответствовать роли царя, как он ее понимал. По мере прояснения этого понимания действия его становились все более уверенными. Этапы формирования взглядов Ивана в значительной мере скрыты от историков. Грозный царь, каким мы его знаем, — это человек устоявшегося мировоззрения и твердых идей. Попытки проследить истоки этих идей возможны, но синтез их в сознании Ивана и в опытах практического их воплощения — дело самого царя, переосмыслившего и претворившего все элементы этого синтеза в свое собственное мировоззрение, резко отличное от мировоззрения многих его современников и, следовательно, совершенно непонятное им.

Итак, охарактеризовав основные влияния, каким от юности подвергался Грозный, обратимся к синтезу, который, собственно, и сформировал его личность и мировоззрение.

[1] Курбский А. История о великом князе Московском. С. 290-294. Гробовский (“Иван Грозный и Сильвестр”, с. 73—104) доказывает, что, вопреки традиционному мнению, Избранная Рада настаивала как раз на войне с Ливонией, Иван же думал о походе на Крым. Но даже если принять этот взгляд, противоречащий многочисленным фактам, остается совершенно непонятным, почему после падения Рады Иван ни разу не воспользовался многократной возможностью завершить более выгодным для России образом Ливонскую войну и возобновить некогда начатую борьбу с Крымским ханством. Более того, его упорное желание любой ценой приобрести Ливонию превратилось в идею-фикс, а пренебрежение крымской угрозой привело к таким катастрофическим следствиям, как сожжение Москвы крымцами в 1571 г. и полное запустение юга России ввиду их продолжающихся набегов.

[2] Костомаров Н. И. Личность царя Ивана Васильевича Грозного // Собр. соч. СПб., 1905, т. 5. С. 397-405; Vernadsky G. A History of Russia. New Haven, Yale University Press, 1969, vol. 5, part I. P. 90-95

[4] Так, например, М. Чернявский (Cherniavsky. Ivan the Terrible as a Renessaince Prince) выявляет ряд параллелей в облике и жизни Москвы и западноевропейских ренессансных городов

[6] Флоровский Г. Пути русского богословия. С. 28.

[7] ИГР, кн. 4.С. 194-196

[8] Огородников В. “Донесение о Московии” 2-й половины XVI в. // ЧОИДР, 1913, кн. 2. С. 15.

[9] Там же. С. 14.

[10] См. Полосин И. И. Немецкий пастор Одеборн и его памфлет об Иване Грозном // Полосин И. И. Социально-политическая история России XVI — начала XVII вв. М., 1963 С. 213

[11] См.: Зимин А. А., Хорошкевич А. Л. Россия времени Ивана Грозного. С. 9-10.

[12] ИГР, кн. 5. С. 54; т. IX, примеч. 166

[13] Флетчер Дж. О русском государстве. М., 2002. С. 32.

[15] Переписка… С. 131

[16] Под “теократией” Р. Ю. Виппер понимал средневековые византийские или западноевропейские ее модели.

[17] Виппер Р. Ю. Иван Грозный. С. 57-58.

Copyright © 2006-2011 Библиотека "Халкидон"
При использовании материалов сайта ссылка на halkidon2006.orthodoxy.ru обязательна.