Библиотека “Халкидон”

___________________

Повесть об Улиянии Осорьиной

Во дни благоверного царя и великого князя всея Руси Иоанна Васильевича^[1] был при его царском дворе муж благоверный и нищелюбивый по имени Иустин, по прозвищу Недюрев^[2], в сане ключника. Жена у него была столь же боголюбивая и нищелюбивая, по имени Стефанида, дочь Григория Лукина из города Мурома. И жили они во всяческом благоверии и чистоте, и были у них сыновья и дочери, и много богатства было, и слуг множество. От них и родилась блаженная Улияния.

Было ей шесть лет, когда умерла мать ее, и взяла ее к себе в землю Муромскую бабка ее, мать ее матери, жена Григория Лукина, вдова Анастасия, дочь Никифора Дубенского, и воспитывала она Улиянию во всяческом благоверии и чистоте также шесть лет. Когда же умерла бабка, по завещанию ее взяла Улиянию к себе тетка ее Наталия, жена Путилы Арапова. Блаженная же Улияния, с младых ногтей возлюбив Бога и Пречистую Его Матерь, весьма почитала тетку свою и ее дочерей, во всем оказывала послушание и смирение и молитве и посту прилежала. И за то тетка часто бранила ее, а дочери насмехались над нею. И говорили ей: “О безумная! Зачем в столь ранней молодости изнуряешь ты плоть свою и губишь красоту девичью?” И понуждали ее пить и есть с утра; но она не поддавалась воле их, только принимала все с благодарностью и в молчании уходила от них, проявляя ко всем людям послушание. И была она смолоду кротка и молчалива, не строптива, не тщеславна и от смеха и всяких игр отстранялась. Хотя и понуждали ее сверстницы много раз к играм и песням мирским, но она не присоединялась к обществу их и притворялась не понимающею, желая тем утаить свою добродетель. Только к прядению и к труду за пяльцами прилежание большое имела она, и не угасала свеча ее все ночи. И всех сирот и вдов немощных, что были в том селении, обшивала она, всякую помощь нуждающимся и больным оказывала, так что дивились все разуму ее и благонравию. И вселился в нее страх Божий. Не было в том селении церкви ближе, чем за два поприща^[3], и не случалось ей в девичестве ни в церковь ходить, ни слышать чтения слова Божьего, ни учителя у нее не было никогда, кто поучал бы во спасение, но благим разумением научалась она нраву добродетельному.

Когда же достигла она шестнадцати лет, была выдана замуж да человека добродетельного и богатого, по имени Георгий, по прозвищу Осорьин. А венчал их в селении мужа ее, в церкви праведного Лазаря, бывший здесь поп по имени Потапий. Он поучал их по правилам святых отцов закону Божию; она же слушала поучения и наставления внимательно и на деле исполняла их. Свекор и свекровь ее, видя разум и доброту ее всяческие, еще при жизни своей поручили ей ведать все домашнее устройство. А она со смирением подчинялась им, ни в чем не ослушалась, ничего вопреки им не говорила, почитая их и безотказно все приказания их исполняя, так что дивились все, глядя на нее. И многие обращались к ней с вопросами, а она на всякий вопрос пристойный и разумный ответ давала, и дивились все ее разуму, прославляя Бога. По вечерам же она много молилась Богу, отдавая по сту поклонов и более, а вставая рано утром, совершала то же вместе с мужем своим.

Малое же время спустя наказание постигло русскую землю за грехи наши. Случился голод великий, и многие от того голода помирали. Она же подавала тайно многую милостыню. Брала у свекрови пищу - и завтрак и полдник - и все отдавала голодным нищим. А свекровь говорила ей: “Как переменился твой нрав! Когда хлеб в изобилии был, тогда не могла я принудить тебя к еде ни утром, ни в полдник. А теперь, когда пища оскудела, ты берешь и утреннюю еду и полдневную”. Она же, таясь, отвечала свекрови: “Пока не родились дети, не хотелось мне есть, а теперь, после рождения детей, обессилела я и не могу насытиться. Не только днем, но и ночью постоянно хочется мне есть, но стесняюсь просить у тебя”. И свекровь, услышавши то, обрадовалась и стала посылать ей пищу обильную не только днем, но и ночью. А было у них в дому всего в изобилии, и хлеба и всяких припасов. Она же, принимая от свекрови пищу, сама не ела, но раздавала все голодным. И когда кто умирал, нанимала она омывать и выдавала деньги и все необходимое для погребения. А когда в селении их погребали кого-нибудь из умерших, за каждого молилась она об отпущении грехов.

Вскоре нашел мор сильный на людей, и многие умирали от чумы; оттого многие заперлись в своих домах, зараженных чумою в дом не пускали и к одежде их не прикасались. Она же, тайно от свекра и свекрови, многих зараженных омывала в бане своими руками, лечила и молила Бога об исцелении их. А если умирал кто, она многих сирот умывала своими руками и давала все для погребения, нанимала людей погребать умерших и сорокоуст^[4] заказывала.

Когда же свекор и свекровь ее умерли иноками в глубокой старости, погребла она их с почестями: раздала по ним большую милостыню, и сорокоусты заказала, и повелела служить по ним литургию^[5], и столы для монахов и нищих поставила в доме своем на все сорок дней, и в темницу посылала милостыню. Муж ее был в то время на службе в Астрахани с лишним три года, а она после смерти их много имущества извела на милостыню, не только в те дни, но и во все прочие годы творя память по умершим.

Потом просила она мужа отпустить ее в монастырь, и не отпустил он. Однако же договорились они жить вместе, но не иметь общения плотского. И обычно, устроив ему постель, сама она после долгих молитв вечером ложилась на печи без постели, лишь дрова подкладывала к телу острыми углами да ключи железные под ребра свои, и, на такой-то постели немного поспав, пока засыпали ее слуги, вставала затем на молитву на всю ночь до света. А потом отправлялась в церковь к заутрене и к литургии, после же занималась рукоделием и домом управляла, как Богу угодно, довольствуя вполне слуг своих пищею и одеждою и дело поручая по силе каждому из них, заботясь о вдовах и сиротам и бедным во всем помогая.

Всякий вечер молилась она Богу в уединенной часовне, где была икона Богородицы и святого Николы. В один же из вечеров вошла она, по обыкновению, туда на молитву, и внезапно наполнили часовню ту бесы со всяким оружием, желая убить ее. Тогда помолилась она со слезами Богу, и явился ой святой Никола с палицею и прогнал бесов от нее; они же, словно дым, исчезли. А одного из бесов, поймав, начал он мучить; святую же благословил крестом и во мгновение стал невидим. Бес же, плача, вопил: “Я тебе многий вред причинял всякий день: возбуждал раздоры среди детей и слуг, но к тебе самой не смел приблизиться из-за милостыни, смирения и молитвы твоей”. (Ибо она непрестанно, имея четки в руках, произносила молитвы Иисусу. И когда ела и пила или делала что, непрестанно молитву произносила. Ведь когда почивала, и тогда уста ее двигались и грудь ее вздымалась для славословия Богу. Много раз видели мы ее спящую, а рука ее четки передвигала.) И бес бежал от нее с воплем: “Большую беду принял я ныне из-за тебя; но причиню тебе вред под старость: будешь сама от голода умирать, не то чтобы чужих кормить”. Она же осенила себя крестом, и исчез от нее бес. И она пришла к нам, крайне испуганная, переменившись в лице. Мы же, видя ее в смущении, спрашивали ее, и не сказала нам ничего. Но вскоре поведала нам тайну и запретила нам говорить о том кому-нибудь.

И, прожив во вдовстве девять лет, много доброго сделала всем, много имущества раздала в милостыню, только на необходимые потребы домашние оставляла и пищу рассчитывала строго по времени, весь же избыток раздавала нуждающимся. И продолжалось житие ее до царя Бориса. В то время случился голод жестокий по всей русской земле, когда многие от нужды поедали скверных животных и человеческое мясо и бесчисленное множество людей вымерло от голода. И в ее дому был крайний недостаток в пище и всяких припасах, ибо не проросли из земли посеянные хлеба; и лошади и другой скот погибли. А она умоляла детей и слуг своих отнюдь не посягать ни на что чужое и не предаться воровству. Оставшуюся же скотину, и одежду, и посуду всю продала за хлеб и тем кормила челядь и милостыню достаточную подавала. Даже и в нищете не оставила она обычной милостыни, не отпуская напрасно ни одного из просящих. Когда же дошла она до крайней нищеты, так что ни зерна не осталось в доме ее, и тогда не смутилась она, но возложила все упование на Бога.

В тот год переселилась она в другое село, по названию Вочнево, в землю Нижегородскую. И не было там церкви ближе, чем за два поприща. Она же, немощная от старости и нищеты, не ходила в церковь, но дома молилась. И не мало о том печалилась. Но вспоминала святого Корнилия и иных святых, коим не повредила и домашняя молитва. И еще больший недостаток явился в доме ее. Тогда отпустила она слуг на волю, чтобы не изнурились они от голода. Разумные же из них обещались терпеть с нею вместе, а другие ушли; и она с благословением и молитвою их отпустила, не имея гнева на них нисколько. И приказала оставшимся слугам собирать лебеду и кору древесную и приготовлять из них хлеб; им питалась и сама она с детьми и слуги. И от молитвы был хлеб ее сладок. Давала его и нищим она, никого из них не отпуская напрасно. А в то время нищих без числа было. И говорили соседи ее нищим: “Чего ради в Улиянин дом ходите? Она и сама с голоду умирает”. А нищие отвечали им: “Многие села мы обошли и чистый хлеб получали, а так всласть не ели, потому сладок хлеб у вдовы этой”. Многие ведь и имени не знали ее. Соседи же, богатые хлебом, посылали к ней в дом просить хлеба, испытывая его. И они также свидетельствовали, что весьма хлеб ее сладок. И, удивляясь, говорили между собою: “Горазды слуги ее хлебы печь”. А не разумели, что молитвою хлеб ее сладок. Терпела же она в такой нищете два года, ни разу не опечалясь, не смутясь и не возроптав, и не согрешили уста ее в безумии на Бога. И не изнемогла от нищеты, но более прежнего была весела.

Января во второй день, на рассвете, призвала она отца духовного и причастилась Святых Таин; затем села и призвала детей и слуг своих, поучая их любви, молитве, милостыне и прочим добродетелям. И окончила так: “Сильно желала я принять ангельский образ иноческий, но не сподобилась из-за грехов моих и нищеты; ибо недостойна была — грешница и убогая. Бог так изволил, слава праведному суду Его”. И велела приготовить кадило и вложить в него фимиам. И, поцеловав всех бывших тут, дав всем мир и прощение, легла. Тогда, перекрестившись трижды и обвив четки вокруг руки своей, последнее слово сказала: “Слава Богу за всех; в руки Твои, Господи, предаю дух мой. Аминь”. И предала душу свою в руки Божии; Его же с младенчества возлюбила. И все видели тогда вокруг головы ее круг золотой, как на иконах вокруг головы святых пишется. И, омыв, положили ее в клети^[6]. И в ту ночь видели свет в клети и свечу горящую, и благоухание сильное повевало из клети той. Затем, положив ее в гроб дубовый, отвезли в землю Муромскую и погребли в селе Лазареве за четыре версты от города у церкви праведного Лазаря подле мужа ее, в 7112 (1604) году января в десятый день.

Потом над нею поставили церковь теплую во имя архистратига Михаила. Случилось, что над могилою ее была поставлена печь. Земля же нарастала над могилою год от году. И вот в 7123 (1615) году августа в восьмой день скончался сын ее Георгий. И начали в церкви копать ему могилу в притворе между церковью и печью,— был притвор тот без настила,— и нашли гроб ее наверху земли цел и не поврежден. И недоумевали, чей он, ибо многие годы не погребали тут никого. А в десятый день того же месяца погребли сына ее Георгия подле гроба ее и пошли в дом его, чтобы угостить погребавших. Женщины же, бывшие на погребении, открыли гроб ее и увидели, что полон он мира благовонного. В тот час от ужаса не могли они ничего рассказать. Но по отбытии гостей рассказали о виденном. Мы же, услышав о том, изумились и, открыв гроб, увидели все так, как и женщины говорили в ужасе. Наполнили малый сосуд мы тем миром и отвезли в город Муром в соборную церковь. И если смотреть миро днем, то словно квас свекольный, а к ночи сгущается, как масло багряновидное. Тела же ее от ужаса не смели мы всего осмотреть, только видели ноги ее и бедра — невредимые, а головы ее не видели, ибо на краю гроба лежало печное бревно. А от гроба под печь проходила скважина. И по ней гроб тот из-под печи пошел на восток, пока, пройдя сажень, не остановился он у стены церковной. В ту ночь многие слышали в церкви звон. И, думая, что пожар, прибежав, ничего не увидели, только благоухание вокруг исходило. И многие о том слышали, приходили и мазали себя миром и облегчение от разных болезней получали. Когда ж было роздано миро, начала выходить около гроба пыль, подобная песку. И до сего дня приходят сюда больные недугами разными и натираются этим песком и облегчение находят. Мы же не осмелились бы о том написать, когда бы не было доказательства.

В муромской “Повести”, написанной сыном Улиянии, Дружиной Осорьиным в 20-30-х гг. XVII в. использованы многие стереотипы агиографического жанра, традиционный колорит которого, однако, вступает в постоянное противоречие с авторским замыслом и с самим развитием сюжета. Вместо этикетного литературного канона получился рассказ о жизни простой русской женщины, заслужившей Царство Небесное на поприще мирских, обыденных дел. Улияния идеализируется как жена, мать, сноха, как рачительная и справедливая к челяди госпожа, как странноприимная и нищелюбивая помещица.

[1] Иоанн Васильевич. - Имеется в виду Иван IV Грозный

[4] Сорокоуст - “сорокодневная молитва в церкви по умершему” (Вл. Даль)

[5] Литургия - основное богослужение в церкви, совершаемое до обеда, поэтому называется также: обедня

[6] Клеть - холодная половина избы, отделенная от теплой сенями

Copyright © 2006-2011 Библиотека "Халкидон"
При использовании материалов сайта ссылка на halkidon2006.orthodoxy.ru обязательна.