• На главную страницу
  • История
  •  

    Библиотека “Халкидон”

    ___________________

    А. Л. Дворкин

    Иван Грозный как религиозный тип

    Исторический фон, происхождение и развитие теократической идеи первого русского царя и его попытки установить “вольное самодержство” в России

    Оглавление

     

    Глава 2. Исторический фон

     

    Венчание на царство (т. е. коронация) Ивана IV означало формальное начало Русского царства, ибо великие князья Иван III и Василий III, именовавшиеся “царями”, не имели, однако, официального царского титула. Вопрос о происхождении и значении царской власти и царства приобрел громадную важность в Москве, по крайней мере, за полвека до коронации Ивана. Начиная с преп. Иосифа Волоцкого, едва ли не каждый писатель на Руси (за исключением ранних нестяжателей) уделял пристальное внимание роли и обязанностям православного монарха.

    Общепризнано, что к моменту венчания Ивана на царство существовали две основные модели теократии, одна из которых была разработана иосифлянами, другая — их оппонентами - нестяжателями [1]. Первая пользовалась наибольшим влиянием или, по крайней мере, наибольшей известностью в официальных кругах. Согласно ей, главная задача православного царя - защита Церкви. Эта идея ясно выражена уже в сочинениях архиепископа Новгородского Геннадия, которого можно считать предтечей иосифлянства [2]. Известно, что он симпатизировал испанской инквизиции и прибегал к помощи монаха-доминиканца хорвата Вениамина. Следует учесть и то, что в Новгороде и Пскове, давших, кроме Геннадия, таких видных иосифлян, как монах Филофей и митрополит Макарий, были весьма сильны западные веяния. Тем не менее концепция царской власти, выдвинутая преп. Иосифом Волоцким, следует византийской модели теократии больше, чем все ранее написанное по этому поводу на Руси. В сущности, все иосифлянское направление мысли было связано с воспроизведением византийской модели на русской почве.

    Утверждение прот. Георгия Флоровского, что “заволжцы” - единственные законные продолжатели византийского дела на Руси [3], слишком схематично. Византийская империя перестала существовать почти за полвека до начала споров иосифлян и нестяжателей. Московское же государство, как признает сам о. Георгий, непрерывно усиливало свои контакты с Западной Европой [4]. Ни одна сторона русской жизни, и тем более русская политическая мысль, не избежала влияния западных идей. Не была исключением и идеология нестяжателей. Питомец гуманистов преп. Максим Грек, много путешествовавший дипломат Федор Карпов, новгородский выходец “благовещенский протопоп” Сильвестр — все они испытали многостороннее воздействие западного стиля жизни и мышления. Более того, их политические концепции во многом отстоят от византийского образца дальше, чем иосифлянские. Недостаточный акцент на идее симфонии царства и священства у преп. Иосифа Волоцкого и первых иосифлян обусловлен их убеждением, что обе силы — органы единого тела. Это убеждение было для них чем-то настолько разумеющимся, что они даже не считали нужным его особо доказывать. Именно поэтому иосифляне оправдывали преследование еретиков светской властью: то были враги государства и Церкви, подлежавшие суду как обычные преступники.

    Согласно Иосифу Волоцкому, главная обязанность царя как наместника Божия на земле — забота о благосостоянии стада Христова [5]. У царя обширные полномочия, но и не меньшие обязанности перед Церковью. Он должен повиноваться ее правилам и нравственному закону Христа. Истинно православный царь праведен и усерден в исполнении своего служения, верен христианскому долгу. Подобному царю надлежит повиноваться не за страх, а за совесть, сам же он ответствен лишь перед Богом. Царь, не отвечающий таким требованиям, — неправедный властитель, слуга диавола и тиран, поэтому подданные свободны от послушания ему. Архиепископ Геннадий был твердо убежден в примате царства над священством. Система же преп. Иосифа Волоцкого предполагает постоянное соотнесение царской власти с верховным Божественным законом — единственным критерием, позволяющим отличить законного царя от тирана.

    Некоторые антимонархические тенденции в учении преп. Иосифа, о которых говорит прот. Г. Флоровский [6], несомненно, имеют византийские истоки. По сути дела, преподобный Иосиф - первый русский мыслитель, допускающий при определенных обстоятельствах неповиновение подданных царю [7]. Эта мысль обоснована Иосифом многочисленными примерами из истории Византии (что показывает его одним из лучших ее знатоков). По-видимому, он глубоко вник в “демократические” аспекты византийской теократии — самодержавия, ограниченного своего рода “правом” подданных на восстание [8]. Сакральным достоинством обладает служение, но не личность монарха, поэтому государь может занимать престол лишь до тех пор, пока он достоин этого.

    У учеников преподобного Иосифа эта идея предстает в значительно смягченном виде. Но и они, раскрывая значение “симфонии”, понимают ее в том смысле, что глава Церкви призван оказывать умеряющее воздействие на царя. Понадобилось немало времени, чтобы обе роли были опробованы на практике и претерпели трансформацию.

    Центральный момент концепции “Москва — Третий Рим”, наиболее основательно разработанной монахом Филофеем [9], - особая ответственность русского царя как последнего православного монарха [10]. Этот момент требует осмысления с учетом господствовавших в ту эпоху эсхатологических чаяний. Послания Филофея пронизаны мироощущением последних времен. Царь — защитник и хранитель истинной православной веры, и от того, как исполняет он свое служение, зависит продление или сокращение сроков миробытия. Поэтому слова “а четвертому Риму не быть” — не похвальба, а предостережение: Бог дал нам последнюю возможность; если мы не воспользуемся ею, земная история придет к концу. Таким образом, концепция “Москва - Третий Рим” не должна рассматриваться ни как проявление мании величия, ни как обоснование “московского империализма”. Куда вернее видеть в ней эсхатологически окрашенное убеждение, в основе которого лежали идеи, воспринятые из средневековой Византии. При таком подходе становится ясным, почему Филофей столь решительно настаивает на нравственном очищении Русского царства, с судьбой которого связаны судьбы вселенной, на избавлении его от всякого зла и неправды. Его послания, провозглашающие Москву Третьим Римом, полны наставлений великому князю о том, как подобает ему осуществлять свою власть.

    И Иосиф Волоцкий, и Филофей видели в великом князе Московском правителя и главу царства, которого Бог поставил Своим наместником на земле, чтобы вести вверенный ему народ к конечному предназначению — спасению во Христе. Но то же призвание и у Церкви, а поскольку Церковь и государство, царство и священство имеют общую цель, они нераздельны. Разумеется, в идеальном теократическом государстве, предносящемся духовному взору ревнителей симфонии, отношения государя и Церкви не знают вражды, соперничества или взаимного недоверия, ибо они дополняют и поддерживают друг друга. Право печалования (т. е. ходатайства церковной иерархии перед царем за осужденных) считалось одним из способов поддерживать равновесие между Церковью и государством и тем самым сохранять чистоту веры.

    То были, однако, воззрения, возвышавшиеся над традиционным взглядом, которого придерживался простой народ, воспринимавший царя как существо, бесконечно превосходящее простых смертных, носителя сверхъестественных личных качеств и собеседника Самого Бога. Этот взгляд отразил еще барон Сигизмунд Герберштейн, посетивший Московию в правление Василия III и отметивший, что в народном восприятии царь всецело ответствен за спасение своих подданных: “Он [т. е. Великий князь] имеет власть как над светскими, так и над духовными особами и свободно, по своему произволу, распоряжается жизнью и имуществом всех. Между советниками, которых он имеет, никто не пользуется таким значением, чтобы осмелиться в чем-нибудь противоречить ему или быть другого мнения. Они открыто признают, что воля князя есть воля Бога, и чтό князь делает, то делает по воле Божией; потому они даже называют его Божьим ключником и постельником и, наконец, верят, что он есть исполнитель воли Божией. Оттого сам князь, когда его умоляют о каком-нибудь заключенном, или в другом важном деле, обыкновенно отвечает: будет освобожден, когда Бог велит. Подобно тому, если кто-нибудь спрашивает о каком-нибудь неизвестном и сомнительном деле — обыкновенно отвечают: знает Бог и великий государь” [11].

    В сочинениях митрополита Даниила прослеживается попытка определить положение царской власти перед Богом. Он видел царя прежде всего служителем и исполнителем воли Божией, так что личные его достоинства оставались вне поля зрения. В Своем “многоразличном попечении о человеческом спасении Бог устроил власти в человеческих сынах в отмщение злодеям, в похвалу же благо творящим; да аще презрит человек страх Божий, да воспомянет страх властителей земных, да боящеся земных начальств не поглатают друг друга, якоже рыбы” [12]. Поэтому земные начальства суть слуги Божии, служащие Ему всеми находящимися в их распоряжении средствами, “одних людей милуя с рассуждением, а других страхом спасая”. Характерно, что главное оправдание существованию земной власти митрополит Даниил усматривал в ее превентивной и карающей функциях. Тот же взгляд обнаруживается три века спустя в “анархическом монархизме” ранних славянофилов.

    Поскольку царская власть, продолжает митрополит Даниил, установлена Богом и является земным отображением Его владычества, подданные обязаны ей податями и благоговейным “страхом”. Неповиновение и противление земной власти равнозначно противлению Самому Богу. По всей вероятности, митрополит подразумевал здесь еретиков, но ввиду некоторой неопределенности этого высказывания оно могло быть использовано Грозным для оправдания расправ со всеми неугодными.

    Если иосифляне призывали царя защищать Церковь, исполняя таким образом главную свою обязанность перед Богом, то нестяжатели видели его долг в том, чтобы всячески обуздывать себя, творить дела милосердия и быть добрым примером для подданных. Однако ни Нил Сорский, ни Вассиан Патрикеев не касались в своих сочинениях природы царской власти. Детальная разработка этой темы имеется лишь у Максима Грека [13], который, хотя и разделял основные воззрения нестяжателей, во многих отношениях остался уникальным явлением истории русской мысли.

    Для преп. Максима Грека священство, без сомнения, выше царства: “<…> Святительство и царя мажет [помазывает] и венчает и утверждает, а не царство святителех [святителей], и сего ради [цари] руки их [святителей] с желанием и благоговейнством целуют, аки освященных Богу Вышнему, и главу свою приклонь [приклонив], аки прочий народ, знамением честнаго креста [царь] знаменуется от них по премногу. Убо больши есть священство царства земскаго, кроме бо всякого прекословия меньша от болшаго благословляется, глаголет божественный апостол” [14].

    В подтверждение этого взгляда преп. Максим ссылается на пример пророка Самуила, который низложил Саула и помазал на царство Давида [15].

    Вальденберг отмечал, что методология Максима Грека выдает свое западное происхождение [16], ибо идея соперничества обеих властей более характерна для Западной Европы, чем для Византии, стремившейся скорее к их гармоническому согласованию, или симфонии. Тем не менее именно преп. Максим, сочетавший в себе западный и византийский идеалы, был пленен идеей симфонии. Его позиция вполне согласуется с известным определением симфонии в 6-й новелле Юстиниана: “Священство и царство суть величайшие у человеков дары, по вышнему благоволению данные, из коих одно служит делам Божественным, другое — земным и печется о них. Оба от того же начала происходят и украшают человеческую жизнь, [поэтому] да не будет у императоров большей заботы, чем достоинство священников; те же за них молят Бога. Ибо если одно всецело безупречно и имеет дерзновение к Богу, а другое справедливо и дόлжно врученным ему государством правит, будет доброе некое согласие, которое доставляет всяческую пользу человеческому роду” [17].

    Максим несколько видоизменяет главную мысль новеллы. Богодарованные царство и священство служат благословением и благоукрашением человеческой жизни лишь тогда, когда действуют в гармонии. Идеал Максима — Моисей и Аарон, каждый из которых исполняет свое служение и наделен соответственными полномочиями. Исполняя эти служения и взирая на конечную их цель, они действовали согласно, во благо народа и во славу Божию. Не различаясь по существу, обе власти в этом примере предстают как исправляющие (а при необходимости - обличающие), дополняющие и поддерживающие друг друга.

    Для государя крайне важно окружать себя добрыми советниками и сообразовываться с их суждением. Своевольное правление подчинено духу гордыни и ведет к гибели государства. Истинный царь и самодержец — тот, кто в управлении подданными руководствуется справедливым законом, обуздывает свои страсти (прежде всего гнев и плотские похоти), ибо повинующиеся им отвергаются образа Небесного Владыки и, нося личину человека, имеют звероподобное естество. Главнейшие добродетели царя — “правда (справедливость), целомудрие и кротость”, следование которым важнее соблюдения постов и церковного устава: “<…> Всю надежду спасения нашего полагаем во едином лишении мяс и рыб и елея, во время священных пост [постов], а еже обидети и лихоимствовати бедныя подручники и в судилища влачити их и враждебне их ратовати и озлобляти различне не престаем?” [18]

    Благой царь подвигает подданных на добрые дела собственным примером; напротив, душа царя, обуреваемого страстями, омрачена, и все подвластное ему также омрачается, подвергаясь постоянным нестроениям и мятежам. Наиболее гибельны для царя сластолюбие, славолюбие и сребролюбие. Обуздавший их — истинный самодержец [19].

    Адресуясь к Ивану IV, Максим напоминает ему о человеколюбии, кротости, правосудии, покровительстве вдовам, сиротам, нищим и всем страждущим [20].

    В отсутствие истинного царя страну постигают бедствия. “Слово пространное, излагающее с жалостию нестроения и бесчиния царей и властей последняго жития” [21], дает аллегорическое изображение царства в виде “жены” (по-гречески “царство”, basileia — женского рода), сидящей при распутье дорог и сетующей на сребролюбие, жестокость и бесчинства правителей, отпавших от Бога и сделавшихся игралищем демонов: “Пуст убо путь сей <> окаяннаго века сего последняго образует, а лишена уже и пуста суща от царей благоверномудреных и ревнителех Отца моего Небеснаго” [22] [Запустелый этот путь есть образ нынешнего окаянного века, как лишенного благоверных, мудрых царей и ревнителей моего Небесного Отца].

    Воззрения Максима Грека получили дальнейшее развитие у его ученика Федора Карпова, одного из образованнейших русских людей той поры. В “Послании митрополиту Даниилу” (до 1539 г.) [23] Карпов излагает свое восприятие царской власти и всемирной истории.

    По его мысли, царь призван поддерживать в государстве правду и суд, подобно тому как искусный музыкант поддерживает верный тон в своем музыкальном инструменте. Если царь...не будет прилежно заботиться о своих подданных, но допустит угнетение неповинных сильными, тогда грехи и насилия угнетающего на него ложатся, и за них ответ должен он будет дать великому Судье, если при этом сам не делается лучше, тогда за грехи тех наказывается, как и за свои, по словам апостола Павла к римлянам, 1-я глава: “Достойны смерти не только делающие, но и попустительствующие делающим”” [24].

    Истинный царь свято хранит закон, вне которого немыслимо человеческое общежитие. Мировая история делится на три периода, каждому из которых соответствует свой закон: вначале — естественный, затем — ветхий, на смену которому является насажденный Христом закон благодати.

    Во все времена праведные жили в окружении порочных, страдая от них. Цель закона — оградить живущих по “правдеот порочных, обуздать произвол сильных [25]. При этом строгую “правду” следует умерять милосердием (“милостью”): “<…> Необходимы во всяком государстве правда и законы для исправления бесчинных, по словам Павла-апостола к фессалоникийцам, пятая глава, когда он говорит: “Умоляем вас также, братия, вразумляйте бесчинных, утешайте малодушных, поддерживайте слабых, будьте терпеливы ко всем”. И это все делается правдой, и милостью, и истиной. Из-за милости ведь предводитель и князь подданными весьма любим, а из-за истины его боятся. Ибо милость без правды есть малодушество, а правда без милости есть мучительство, и оба они разрушают царство и всякое общежитие. Но милость, правдой поддерживаемая, а правда, милостью укрощаемая, сохраняют царю царство на многие дни” [26].

    Карпов излагает здесь принципы того же “анархического монархизма” (если позволительно допустить этот анахронизм для характеристики взглядов человека, жившего в XVI в.), сторонником которого был его корреспондент и оппонент митрополит Даниил. Необходимо заметить, что и Максим, и Карпов опирались, по всей видимости, на анонимный трактат “Тайная тайных”, восходящий к арабскому тексту VIII — IX вв. “Тайная тайных” — собрание советов по самым различным отраслям знания и практической деятельности, от политики до алхимии, будто бы адресованных Аристотелем его ученику Александру Македонскому. Сочинение это было хорошо известно средневековой Европе, а появившийся в конце XV в. древнерусский перевод сделал его доступным и для образованных людей Московского государства. Касаясь искусства государственного управления, “Аристотель” советует следующее [27]: “Александр, весьма остерегайся дать животным страстям одержать верх над царской властью, чтобы не дать превосходства тленному над вечным, следуя тому, что тебе хочется, — ведь это величайший грех. Согласная с законом доброта укрепит царство, а жестокость повредит этому <> Первая [вещь для царя] — крепость душевная <> Нестыдно царю быть скупым к себе, а щедрым к людям <> Всякий царь, который подчиняет царство свое истине закона своего, достоин царствовать; а тот, который подчиняет закон царству, убьет закон <> Скажу, чтобы ты чтил <> все положения закона своего. И не пренебрегай никаким словом закона, чтобы видел народ твое повиновение закону <> И не давай выхода гневу своему, не посоветовавшись с боярами своими, так как иначе одолеет тебя желание твое и пересилит оно разум твой <> Люди начинают повиноваться царю только вследствие четырех вещей: первая — если он соблюдает закон; вторая — из-за любви твоей к ним; третья — из-за нужды; четвертая — из страха. Удалив неправду их, ты утвердишь среди них все четыре названные вещи <…> Знай, что внушение страха разумное следует за справедливостью <> Ибо царь подобен дождю, который посылает Бог для жизни всего земного, но который также сокрушает корабли и разрушает здания <> Но никогда не перестанут люди просить у Бога дождя <…>”.

    Царь должен внушать подданным благоговейный трепет. Если народ посмеет говорить о тебе плохо, он посмеет и совершить это [т. е. отважится свергнуть царя] <…> Не пресечешь дела их, иначе как пресекши их слова”.

    При этом царю необходимо помнить, с одной стороны, о своей человеческой немощи и ответственности за подданных перед Богом и, с другой стороны, что в глазах последних он — наместник Божий, призванный являть в себе те же качества:Избегай проливать кровь, ибо это наказание, находящееся во власти Господа, знающего тайное, а ты будешь делать, лишь насколько видит глаз твой <…> Остерегайся нарушить клятву свою и изменить договору своему <...> И кому из рабов Своих Бог дал царство <> — тот для них как наместник Божий <…> Поэтому будь подобен Ему, Который милостив и милосерден <…> Царь и справедливость — братья, невозможно одному без другого”.

    Мудрый правитель опирается на благих советников и заботится о них. “Знай, что бояре — укрепление земли и честь царя <> Не оскорбляй их явно и воздавай честь каждому словом добрым и одеждой с плеч своих”.

    Содержа множество советов и суждений самого широкого спектра, сочинение это вошло в число книг, существенно повлиявших на развитие русской политической мысли. Его влияние стало источником столь несхожих высказываний, что представлены в писаниях митрополита Макария и Максима Грека, князя Курбского и Ивана Грозного. При этом почти все, прибегавшие к “Тайная тайных”, упускали из виду главную особенность этого текста, допускавшего мирное соседство в нем такого рода несхожих взглядов. Эта особенность может быть охарактеризована как императив умеренности во всем, к чему постоянно и призывает автор трактата.

    Прежде чем перейти к рассмотрению людей из ближайшего окружения Ивана, полезно остановиться на другом тексте, на сей раз западного происхождения, получившем распространение на Руси в начале XVI века. Составленный предположительно упомянутым нами ранее доминиканцем Вениамином [28] и получивший в древнерусском переводе название “О свободе святыя Церкви”, он говорит о небесном происхождении обеих властей. Священство и царство самодостаточны и законны независимо друг от друга. Но светские правители должны подчиняться всем установлениям духовных властей, как не могущие сами рассудить, согласны ли их действия с правдой Божией. Государи обязаны защищать Церковь средствами светской власти, получающими благословение Церкви. Власть их ограничена Божиим законом и в идеале руководствуется наставлениями и советами предстоятеля Церкви. В случае конфликта между духовной и светской властями народ должен повиноваться первой, ибо благой государь слушает во всем своих пастырей, тиран же не повинуется Церкви и преследует ее. Но в таком случае и подданные свободны от послушания нечестивому правителю [29].

    Кому бы ни принадлежало это сочинение, в нем, безусловно, отразилась борьба между папством и светскими государями Европы. И текст не оставлял сомнений, на чьей стороне выступает автор, как бы провидевший конфликт Ивана Грозного и митрополита Филиппа.

    Этот трактат оказал значительное влияние на священника Сильвестра, положившего многие его идеи в основу своих отношений с царем. В дальнейшем ходе нашего повествования мы перейдем к рассмотрению личности и взглядов Сильвестра - человека, ставшего одним из главных наставников молодого Ивана.

     

    Примечания:

    [1] Иосифляне (от имени преп. Иосифа Волоцкого) — наименование течения, представители которого отстаивали право Церкви владеть земельной собственностью. Нестяжатели (прежде всего заволжские старцы —ученики и последователи преп. Нила Сорского) утверждали, напротив, что Церковь не должна быть связана попечениями об имении. Споры иосифлян и нестяжателей начались с конца XV в., и к моменту Иванова совершеннолетия первые одержали решительную победу

    [2] Вальденберг В. Е. Древнерусские учения о пределах царской власти. Пг., 1916. С.192

    [3] Флоровский Г. Пути русского богословия. С. 20-22.

    [4] Там же, гл. 1.

    [5] Концепция царской власти изложена преп. Иосифом в сочинении “Просветитель”. См.: Просветитель, или Обличение ереси жидовствующих. Творение преподобного Иосифа игумена Волоцкого. 1855; Зимин А. А. О политической доктрине Иосифа Волоцкого // Труды Отдела древнерусской литературы Института русской литературы АН СССР (ТОДРЛ), IX. М.—Л., 1953, Лурье Я. С. Краткая редакция “Устава” Иосифа Волоцкого - памятник идеологии раннего иосифлянства // ТОДРЛ, XII. М.—Л., 1956

    [6] Флоровский Г. Пути русского богословия. С. 18-19.

    [7] См.: Вальденберг В. Е. Древнерусские учения о пределах царской власти. С. 219-220.

    [8] Там же. С. 219-221, 228, 243-244, 443.

    [9] Филофей не был первым излагателем этой концепции. Впервые об особом предназначении русского государя и Московского царства упомянул митрополит Московский Зосима. “Царь Константин, — писал он в 1492 г. Великому князю Ивану III, — воздвиг Новый Рим — Царьград; самодержец же всея Руси Иван Васильевич положил начало новому граду Константинову - Москве”. Цит. по: Medlin W. Moscow and the East Rome. Geneva, 1952. P. 78; см. также: Кизеветтер А. А. Россия и южное славянство. // Прослава на Освободитълная Война 1887-1878 г. София, 1923, I-II. Однако идея нового (Третьего) Рима впервые появилась не на Руси. Первым восточно-европейским народом, воспринявшим свою столицу Третьим Римом, были болгары. В XIV в. они пришли к мысли, что новым центром православного христианства должен стать не увядающий Константинополь, а Тырново. Если Ветхий Рим пришел в упадок и был заменен Новым, то, соответственно, и Новый может быть заменен Новейшим. Итак, тот вечный Рим, который и предоставляет легитимность, авторитет и власть находящемуся над всеми и правящему всеми императору, однажды уже переместившийся с берегов Тибра на Босфор, теперь переместился вновь — на этот раз на Север, в Тырново - столицу болгарских царей. Эта концепция вечно мигрирующего Рима укоренена в средневековой идее translatio imperii, разработанной византийцами для юридического и исторического обоснования своей роли в свете более ранней теории renovatio imperii. Болгары лишь сделали следующий шаг - центр “обновленной” империи перешел в Тырново. Следует добавить, что еще ранее эта идея приобрела известность на Западе. Достаточно вспомнить хотя бы Карла Великого (IX в.), считавшего Новым Римом свою столицу Аахен

    [10] В Москве хорошо усвоили урок, преподанный великому князю Василию I Димитриевичу патриархом Константинопольским Антонием: “Невозможно христианам иметь Церковь, но не иметь царя” (Грамота патриарха Антония к великому князю Василию Димитриевичу с известием о мерах против непокорных митрополиту новгородцев и с укоризною за неуважение к патриарху и царю // Русская историческая библиотека (далее РИБ), VI. С. 274).

    [11] [Герберштейн С.] Записки о Московии барона Герберштейна. СПб., 1866. С 28.

    [12] “Соборник” митрополита Даниила. Цит. по: Малинин В. Старец Елеазарова монастыря Филофей и его послания. Киев, 1901. С. 594.

    [13] Политические воззрения Максима Грека отражены в его сочинениях: “Главы поучительные начальствующим правоверно”, “Слово пространное, излагающее с жалостию нестроения и безчиния царей и властей последняго жития” и др. // Максим Грек. Сочинения. Т. 1-3. Казань, 1859-1862. См. также: Иванов А. И. Литературное наследие Максима Грека. Ленинград, 1969; Буланин В. Д. Переводы и послания Максима Грека. Л., 1984. Из монографий, специально посвященных мировоззрению преп. Максима, отметим: Громов М. Максим Грек. М., 1983.

    [14] Сказание ко отрицающимся на поставлении и кленущимся своим рукописанием русскому митрополиту и всему Освященному Собору, еже не примати поставления на митрополию и на владычество от римскаго папы латинския веры и от цареградскаго патриарха, аки во области безбожных турков поганаго царя, и поставленнаго от них не приимати // Максим Грек. Сочинения, т. 3. С. 155.

    [15] Слово о том, яко промыслом Божиим вся человеческая устрояются // Указ. изд., т. 1. С. 380-381

    [16] Вальденберг. Древнерусские учения о пределах царской власти. С. 254.

    [17] Пер. с лат. текста, приведенного у Валвденберга (Указ. соч. С. 50)

    [18] Максим Грек. Сочинения, т. 2. С. 161; ср.: т. 2. с. 184.

    [19] Указ. изд., т. 2, с. 181-181.

    [20] Послание к начальствующим правоверно о исправлении // Сочинения, т. 2. С. 338-346

    [21] Указ. изд., т. 2, с. 319-338.

    [22] Там же. С. 333.

    [23] ПЛДР. Конец XV — первая половина XVI в. С. 504-519.

    [24] Там же. С. 512.

    [25] Там же. С. 512-514.

    [26] Там же. С. 515.

    [27] Текст приводится по: ПЛДР. Конец XV— первая половина XVI в. С. 536-574.

    [28] Вальденберг, с. 233.

    [29] Основные идеи О свободе святыя Церкви” приведены на основании их изложения в указанной работе Вальденберга (с. 233—242).

     

     

    Copyright © 2006-2011 Библиотека "Халкидон"
    При использовании материалов сайта ссылка на halkidon2006.orthodoxy.ru обязательна.

    Mail.Ru Сайт расположен на сервере 'Россия Православная' Rambler's Top100