Библиотека “Халкидон”

___________________

Архимандрит Августин

Руководство к основному богословию

Оглавление

С чудесами тесно связаны пророчества, которые составляют только особый вид чудес. Язычество, верившее в чудеса, верило и в пророчества, и языческие чудотворцы были вместе с тем и пророками или предсказателями будущего. В языческих предсказаниях будущего нужно различать: 1) предсказания по известным предметам и предзнаменованиям, в которых жрецы и вообще вещие люди видели и, так сказать, читали волю богов, и 2) предсказания по непосредственному будто бы сообщению или откровению богов людям. Мы укажем здесь несколько примеров предсказаний того и другого рода.

а) Греческие μαντεις и их гадания и предсказания о будущем.

В древней Греции был особый класс людей, известных под именем μαντεις, которые специально занимались гаданиями и предсказаниями о будущем на основании разных примет и предзнаменований. Они наблюдали, обыкновенно, явления природы, так, например, гром, молнию, падающие звезды и т.п., и во всем этом видели то или иное предзнаменование будущего. Кроме того, они угадывали волю богов и предсказывали будущее по полету и крику птиц и по внутренностям жертвенных животных; наконец, были между ними и толкователи сновидений, которые также считались большею частью за откровения богов. Гадания этих лиц были чисто ребяческого характера, хотя и пользовались в народе большою верою. Гадатель, например, обращался лицом к северу — и если по правую руку видел птиц, молнию, или слышал гром, то это было благоприятным предзнаменованием; а если видел или слыхал все это с левой стороны, то это считалось неблагоприятным знаком. При рассматривании внутренностей животных гадатели обращали преимущественное внимание на печень, легкие, сердце и селезенку животного: если эти органы были правильны и здоровы, это было хорошим предзнаменованием, в противном случае — дурным. Таким же точно образом считалось благоприятным знаком, если жертвенное животное охотно шло к жертвеннику и кивало головою; или же — если при сожжении жертвы огонь пылал живо, и дым шел прямо к небу; в противном случае жертва признавалась неугодною богам, а отсюда уже заключали и о неудаче известного предприятия.

Такого же характера были и предсказания о будущем, дававшиеся в додонском прорицалище Зевса. Средоточием прорицалища в Додоне (в Эпире, у подошвы горы Томара) был священный дуб, сладкие плоды коего употреблялись в пищу. Польза дерева дала суеверному народу повод к представлению, что в нем обитает Бог — “податель пищи”. Шум листьев этого дерева принимали за голос Зевса и старались угадывать в нем волю этого бога. Истолкование шума священного дуба и объявление воли Зевса брали на себя, большею частью, женщины, которые назывались пелеядами (что значит — седые старухи, а также голубицы); но иногда ответы вопрошавшим давали и жрецы, которые у Гомера называются ипофетами (“не умывающими ног, спящими на земле”). Кроме шума листьев, провещательное значение находили также и в голосе и полете птиц (особенно голубей), гнездившихся в ветвях этого дуба, и в журчании волн священного источника, протекавшего у корня дуба и имевшего чудесную силу (в нем, как в огне, загорались потушенные факелы и как в обыкновенной воде - гасли зажженные…). Наконец, здесь же была, кажется, и так называемая додонская медь, “никогда не умолкающая”, по которой также предвещали будущее. По вероятному объяснению ученых, это был медный сосуд, поставленный на столбе, против которого на другом столбе находился медный или бронзовый мальчик с бичом в руке. Бич состоял из трех медных цепов с шариками на конце, которые касались сосуда и колеблемые ветром производили протяжные звуки, тем более, что в Додоне, стоявшей у подошвы горы, почти никогда не утихал ветер. Звуки этого сосуда и были толкуемы жрецами, как предсказания о будущем.

Чем были μαντεις в Греции, тем были авгуры в Риме. Они угадывали волю Юпитера и предрекали будущее по так называемым ауспициям, т.е. предвещаниям, или предзнаменованиям, которые они выводили из наблюдений над разными явлениями природы. Кроме известных уже нам наблюдений, производившихся греческими μαντεις, римские авгуры очень часто производили еще наблюдения над священными курами или цыплятами, содержавшимися в Капитолии. Если куры охотно выходили из клетки и с жадностью глотали бросаемые им зерна — это было хорошим предзнаменованием; противоположное явление считалось дурным предзнаменованием. В древние времена римской истории римляне ничего важного не предпринимали ни в частной, ни в общественной жизни без предварительных ауспиций, и авгуры имели поэтому весьма важное политическое значение. Но ко временам Цицерона ауспиции и авгуры потеряли уже прежнее доверие к себе и значение в обществе — частью вследствие распространившегося к этому времени философского образования, частью вследствие очевидного личного произвола авгуров в совершении своих наблюдений и в том или ином толковании наблюдаемых ауспиций.

Знаменитое дельфийское прорицалище (на южном склоне Парнасса в Фокиде) было посвящено сыну Зевса, Аполлону. В главном святилище великолепного храма находилась пророчественная пещера, из которой выходило холодное испарение, сильно потрясавшее животный организм. Состояние человека, подвергшегося действию этого испарения, было подобно опьянению: он вздрагивал, метался, кричал, говорил, большею частью бессвязно; но все сказанное в этом состоянии считалось откровением Аполлона. Над отверстием этой пещеры стоял золотой треножник; на него садилась жрица, которую называли пифиею. Первоначально пифия избиралась из молодых девиц; но потом, когда один фессалиец соблазнил пифию, увлекшись ее красотою, в пифии стали выбирать женщин не моложе 50 лет. От пифии требовалась безупречная нравственность. Перед началом прорицания пифия три дня постилась, купалась в Кастальском источнике, пила воду из этого источника, проведенного в святилище, жевала лавровый лист; затем надевала длинную мантию, распускала волосы, на голову надевала золотой венец, на ноги котурны, т.е. обувь на высоких каблуках, и в таком виде всходила на треножник. Бессвязные слова, произносимые ею в экстатическом состоянии, истолковывались одним из жрецов, стоявшим подле треножника. Жрец этот словам пифии давал известный смысл и излагал их письменно, в стихах или прозе, в виде ответа вопрошавшим оракула. Ответы эти были, большею частью, темны, загадочны, двусмысленны: оракул, не зная, что именно отвечать, особенно в важных случаях, старался выражаться неопределенно и двусмысленно, чтоб ответ как-нибудь соответствовал будущему событию, благоприятному или неблагоприятному для спрашивающего. Разительный пример этого мы видим в истории Креза, спрашивавшего, предпринимать ли ему поход против персов. Пифия отвечала: “если Крез пойдет на персов, то разрушит великое царство”. Действительно, он разрушил великое царство, только не персидское, как надеялся, а свое собственное, и когда после этого упрекал оракула в обманчивом ответе, то оракул совершенно оправдался, говоря, что это именно и было предсказано Крезу и что если Крез не понял предсказания, то это не вина Аполлона. Много и других подобных двусмысленных ответов оракула сохранилось в истории. В древнейшие времена ответы даваемы были, кажется, только однажды в год, около времени весеннего равноденствия; в самые цветущие времена прорицалища они давались ежемесячно по несколько раз, за исключением тяжелых дней; во времена Плутарха, в I веке по Р. X., однажды в месяц. Когда деятельность прорицалища была весьма обширна, она содержала три пифии, из коих две чередовались, третья являлась в необходимых случаях; при Плутархе была только одна пифия. Жрецов при Аполлоновом прорицалище было много: из них одни распоряжались и руководили прорицанием (они назывались οσιοι); другие излагали и объясняли ответы пифии (они назывались προφηται); третьи водили посетителей осматривать священные памятники храма (περιηγηται).

Более всех других языческих предсказателей и предсказаний соответствуют, по-видимому, истинным пророкам и пророчествам так называемые сивиллы и их изречения, составившие собою целые книги. Поэтому скажем о них здесь несколько подробнее:

Слово сивилла ученые производят от греческих слов Ζιος βουλη (эолическая форма вместо Διος βουλη). По этому словопроизводству, сивилла будет означать женщину, посвященную в тайны (советы и намерения) Божества. Другие видят в этом слове имя собственное, перешедшее потом в нарицательное. Как бы то ни было, только сивиллами назывались в греко-римском мире женщины-пророчицы, считавшиеся вдохновенными и наделенными от Бога даром предвидения будущего. Как велико было число сивилл, когда и где явилась первая из них — об этом рассказывают различно; но вероятнее всего, что сивилл было очень много и что они явились первоначально в Малой Азии. После того, как первая женщина, называвшаяся сивиллой, прославилась в одном городе (кажется, в Трое) искусством прорицания, каждый соседний город претендовал на честь иметь свою такую же сивиллу. Таким образом, сивиллы распространились по всем почти малоазийским городам, откуда перешли в Грецию, а потом в Италию. Так как сивиллы пользовались большим доверием и уважением в обществе, то скоро явились под их именем сборники разных священных стихов пророческого характера. Самый древний сборник такого рода состоит из предсказаний, приписываемых сивилле эритрейской. Подобного рода сборники с именами разных сивилл были в большом ходу между греками, а при Тарквинии Гордом они появились в Риме. Известен рассказ об этом. Какая-то женщина является к Тарквинию и предлагает ему за высокую цену несколько книг, изображающих, по словам ее, судьбы государств. Царь отказывает. Она сжигает часть книг и снова предлагает ему остальные за ту же цену; Тарквиний и в другой раз отказывает. Женщина опять сжигает часть книг и опять предлагает государю остальные за прежнюю цену. Удивленный Тарквиний решается приобрести эти книги, — и оказывается, что в них содержатся пророчества сивиллы кумской. Тарквиний сдал это сокровище в Капитолий, где оно состояло под бдительным надзором сначала немногих, а потом целых сорока граждан. Когда пожар, происшедший в Капитолии в 183 году до Р. X., уничтожил книги сивиллы, римский сенат послал депутатов в Самос, Эритрею, Африку, Сицилию и другие места, чтобы собрать все предсказания сивилльские, какие только найдутся там. Таким образом привезено было из разных мест множество сивилльских стихов и изречений, из коих, впрочем, выбрали только тысячу стихов, составивших новое сокровище Римской республики. При Августе, кроме сивиллиных книг, хранившихся в Капитолии, распространилось в римском обществе еще много других стихов под именем разных сивилл; но император велел уничтожить все эти сивилльские сборники, обращавшиеся в частных руках, и, кроме того, запретил впредь хранить какие бы то ни было сивилльские стихи, кроме тех, которые были одобрены декретом духовных лиц. В начале V века христианский император Гонорий приказал сжечь все сивилльские книги, чем и был положен конец им, так что в настоящее время ученым известно только около сотни сивилльских стихов, сохраненных в сочинениях древних языческих писателей и в сочинениях Климента Александрийского.

Примечание. От сивилльских изречений или стихов, о которых мы сейчас говорили, нужно отличать Сивиллины книги, напечатанные на латинском языке в разных актах и памятниках древней христианской литературы. Таких книг известно теперь 12, и в них заключается около 4230 стихов. Эти книги и напечатанные в них стихи несправедливо носят название сивиллиных. Так как древнеязыческие книги пользовались большим авторитетом в языческом обществе, то сначала александрийские иудеи, а за ними и некоторые из первенствующих христиан, большею частью иудействующих и вообще еретичествующих, вздумали воспользоваться этим обстоятельством для своих целей. И вот, под именем древних языческих сивилл явилось множество стихов, трактатов и целых книг — иудейского и христианского характера. Здесь в уста языческих сивилл вложены все догматы Моисеева откровения, строгое обличение языческому многобожию и идолопоклонству, все мессианские и национальные иудейские чаяния и надежды; наконец, вложены почти все евангельские повествования о Христе Спасителе, только в будущем времени, в форме пророчеств. Эти-то апокрифы и напечатаны в актах древней христианской письменности под именем Сивиллиных книг.

Сивиллы не были пророчицами в собственном смысле. Это были частью религиозные энтузиастки, частью вообще поэтессы, одаренные необыкновенно живым чувством и чрезвычайно богатою фантазией и пользовавшиеся в народе величайшим уважением как за эти свои качества, так и за строгую нравственную жизнь. Древние народы вообще смешивали религиозную восторженность с пророческою; даже поэтический энтузиазм казался им близким к вдохновению божественному. Отсюда поэт и предвещатель были у них синонимами; отсюда же та странная теория, развитая Платоном, по которой известный род экстаза, или исступления, считался признаком состояния пророческого. С другой стороны, многие народы древности преимущественно женщинам приписывали дар пророчества, видя в них нечто святое и провидящее (sanctum aliquid et providum)^[1] и считая их самым естественным органом для восприятия божественных внушений. Поэтому нет ничего удивительного в том, что обыкновенных религиозных энтузиасток и даже простых поэтесс они могли признавать за вдохновенных Богом пророчиц. Как сивиллы не были пророчицами, так и приписываемые им стихи не были пророчествами в собственном смысле, а были просто религиозно-поэтическими произведениями. В Риме, впрочем, этим религиозно-поэтическим произведениям придан был совершенно другой характер — политический. Сивиллины книги в руках сильной римской аристократии сделались мощным орудием управления народом. Уже в приведенном выше рассказе о приобретении этих книг Тарквинием Гордым историки видят или басню, вымышленную для того, чтобы приписать таинственное происхождение книгам капитолийским, или же хитрость самого Тарквиния, искусно придуманную им для того, чтобы утвердить свою власть на религиозном основании. В дальнейшей истории Римской республики мы видим, что когда сенат не имел уже более средств удерживать толпу в повиновении — он повелевал децемвирам вопрошать сивилльские книги, и ответ всегда был таков, какого желал сенат. Государственные люди, как Цицерон, нисколько не верили этому политическому чуду; но общественный интерес оправдывал в глазах их обман, который казался им полезным ввиду великих бедствий и опасностей республики. Во времена Августа, как мы замечали уже, явилось в римском обществе множество сивильских книг: это было делом политических партий, из коих каждая заставляла сивиллу говорить сообразно со своими целями и интересами. Поэтому-то Август и велел уничтожить все сивилльские стихи, какие только вращались в частных руках. Такое же повеление издал потом император Тиберий, но сивилльские пророчества не переставали от этого умножаться в Риме и поддерживать борьбу партий...

Примечания:

[1] Так выражается Тацит о взгляде германцев на женщину.

Copyright © 2006-2011 Библиотека "Халкидон"
При использовании материалов сайта ссылка на halkidon2006.orthodoxy.ru обязательна.