• На главную страницу
  • История
  •  

    Библиотека “Халкидон”

    ___________________

    Пято-Шестой (Трулльский) Собор

     

    Константинопольский Поместный Собор 691-692 годов, созванный в царствование Юстиниана II Ринотмета (685-695, вторично правил в 705-711), находится в тесной связи с V и VI Вселенскими Соборами. Этот Поместный Собор известен под именем Пято-Шестого (Πενθεκτη, Quinsextus), οотому что “дополнил два предшествующих ему Вселенских Собора: Пятый (553 год) и Шестой (681 год)” [1]: “на нем составлены, в дополнение к догматическим определениям V и VI Вселенских Соборов, правила относительно положения Церкви в государстве и постановления о христианской жизни” [2]. Он называется также Трулльским - по имени зала во дворце, где проходили заседания Собора. В этом же зале проходили заседания VI Вселенского Собора.

    По мнению А.В. Карташева, к созыву Собора привели следующие причины: “B своей церковной политике Юстиниан II встал на твердую почву VI Вселенского Собора. Узнав, что акты Собора имеются и в частных руках, и учитывая возможность новых фальсификаций, Юстиниан списался с папами, собрал иерархов и после торжественного исследования приказал акты запечатать и перенести в надежное место в своем дворце. Это было сделано в 687 году. Юстиниан решил не только твердо стоять на почве VI Вселенского Собора, но хотел еще развить и дополнить творчество VI Собора. Как властолюбивый человек, он внял замечаниям иерархических кругов, что разброд в церковной среде и слабость дисциплины зависят отчасти от отсутствия нужных авторитетных узаконений. Подсказывалась идея униформировать церковный уклад различных частей империи не по римскому, а по константинопольскому образцу, но не иначе, как авторитетом Вселенского Собора. Указывалось, что ни V, ни VI Вселенские Соборы не издали никаких канонов. B дополнение к ним следовало бы издать таковые. Эта “патриотическая” идея своего рода централизации церковных порядков в духе Константинополя очень понравилась Юстиниану II” [3] .

    Как бы то ни было, “Пятый Собор, осудивший монофизитство и оригенизм, и Шестой, осудивший монофелитство, занимались лишь догматическими вопросами. Целый же ряд канонических вопросов дисциплинарного порядка ожидал своего решения. С этой целью и был созван Пято-Шестой Собор, который обычно называется просто Шестым Вселенским Собором. Вопросы, решавшиеся на нем, касались разных сторон церковной жизни, которые требовали упорядочения, в том числе и церковного искусства. “В зрелую пшеницу истины замешались кое-какие остатки языческой и иудейской незрелости”” [4].

    Собор был созван “с целью систематизации канонического права, для решения дисциплинарных и богослужебных проблем” [5], по поводу упадка веры, нравственности и церковной дисциплины. “В некоторых местах епископы открыто имели жен, священники вступали во второй брак или женились перед посвящением на вдовах, блудницах и т.д.; в духовный сан посвящались лица, не достигшие узаконенного возраста; клирики посещали театры и ристалища; митрополиты и епископы были нередко уличаемы в симонии” [6], практиковали ростовщичество. Диаконы и иподиаконы вступали в брак после принятия сана. В клир по иудейскому образцу принимались лица только из семей клириков же.

    Священники пренебрегали проповедью или проповедовали не строго православно. Святое Причастие раздавалось за деньги. Людям богатым позволялось принимать причастие не прямо в уста, а в золотые и серебряные сосуды, из которых они и приобщались уже собственноручно. Выдумали приобщать даже умерших. К бескровной жертве примешивали виноград и то и другое преподавали народу. Поучать в церкви позволяли мирянам и даже женщинам. Во время общего пения в церкви некоторые позволяли себе козлогласование. Великим постом по субботам и воскресеньям позволяли себе сыр и яйца. В храмах иногда ставили скот.

    В чине монашеском отмечены были такие беспорядки: пустынники с длинными волосами в черных одеждах бродили по городам и ночевали где попало. Монахи бросали свое звание и женились. Монахи к пострижению наряжались в самые пышные одежды, изображая из себя невест Христовых.
    У мирян было множество пороков и отступлений от христианской жизни. Народ пристрастился к театрам и азартным играм, допускал браки в самых близких степенях родства, охотно предавался языческим гаданиям и волхвованиям. Празднование Рождества Христова сопровождалось обрядами, как если бы Богородица была обыкновенной роженицей. Были в употреблении языческие клятвы. Распространялись соблазнительные картины. Практиковали вытравители человеческого плода и т. д. [7].

    В 691-692 годах был собран большой Собор византийских епископов с участием восточных патриархов (Петра Александрийского, Георгия Антиохийского, Анастасия Иерусалимского) и легатов папы. Всего членов Собора было 213. Собор проходил под председательством патриарха Константинопольского Павла III (688-694). Пято-Шестой Собор был еще более продолжительным, чем VI, и заседал с 1 сентября 691 года до 31 августа 692 года, то есть ровно год.

    Собор повторил осуждение монофелитов и в том числе папы Гонория, и принял 102 правила, с помощью которых стремился устранить непорядки церковные и нравственные.

    “Трулльский Собор стремился утвердить в жизни Церкви целый канонический корпус” [8] и утвердил правила, которыми Церковь должна управляться, а именно: 85 правил святых апостолов, правила 4 Вселенских и 8 Поместных Соборов (Анкирского 314 года, Неокесарийского 315 года, Гангрского около середины IV века, Антиохийского 341 года, Лаодикийского конца IV века, Сардикийского 343 года, Константинопольского 394 года, Карфагенского Собора 419 года, одобрившего постановления нескольких Африканских Соборов) и правила 12 отцов Церкви. В число этих святых отцов входят: Дионисий Александрийский († 264-265), Петр Александрийский († 311), Григорий Неокесарийский († около 266-270), Афанасий Великий († 373), Василий Великий († 379), Григорий Нисский († после 394), Григорий Богослов († 389) и Амфилохий Иконийский († после 394), Тимофей Александрийский († 385), Феофил Александрийский († 413), Кирилл Александрийский († 444), Геннадий Константинопольский († 471). Значение правил этих святых отцов, составлявшихся ими для своих епархий или патриархатов, было утверждено для всей Церкви.

    Утвержденные Собором Апостольские Правила “находятся в составе сборника, называемого Постановления Апостольские. Этот сборник в целом тот же Трулльский Собор отвергает, не взирая на его древнее происхождение, как подвергшийся некоторым еретическим искажениям. Однако вошедшие в состав Апостольских Постановлений 85 Апостольских Правил Собор принимает, хотя и не утверждает, что они в самом деле составлены двенадцатью апостолами. Он выражается об этом таким образом: "Признал сей Святый Собор... чтобы отныне ко исцелению душ и уврачеванию страстей тверды и ненарушимы пребывали приятые и утвержденные бывшими прежде нас святыми и блаженными отцами, а также и нам преданные именем святых и славных апостолов восемьдесят пять правил". Здесь подчеркивается, что эти правила, хотя и носят имя святых апостолов, были приняты и утверждены святыми отцами.

    Как установила церковно-историческая наука еще в XIX столетии, эти Правила Апостольские имеют сирийское происхождение и окончательно составлены в первой половине IV века, хотя, по существу, многие из них могут восходить и к апостольскому времени. Обращает внимание, например, что правила Антиохийского Собора 341 года во всем совпадают с некоторыми из этих Апостольских Правил. Если Собор 341 года имел перед собой правила, надписанные именем святых апостолов, то он, конечно же, должен был сослаться на этот авторитет, а не просто переписывать и издавать их от своего лица без указания источника. Эти Правила Апостольские и впоследствии выдвигались прежде всего иерархами сирийскими или сирийского происхождения. Они и вправду отражают так же, как в целом и так называемые Апостольские Постановления – реальности именно сирийской церковной жизни, хотя в древней Церкви во всех поместных общинах было много сходного” [9]. В Римской же Церкви “употреблялось собрание 50 апостольских правил Дионисия Малого, но обязательными они не считались” [10].

    Таким образом, Трулльским Собором “впервые было официально зарегистрировано” собрание канонов, которыми руководствуется Греко-Восточная Церковь. “С течением времени к этому собранию прибавилось 102 правила Трулльского Собора 692 года, 21 правило 7 Вселенского Собора, 17 правил Константинопольского Поместного Собора 861 года и 3 правила Константинопольского Собора в Святой Софии 879 года и послание патриарха Тарасия († 806) к папе Адриану” [11]. “Правила святых апостолов, Вселенских и авторизованных Вселенскими Поместных Соборов и правила некоторых святых отцов, указанных Трулльским Собором”, составляют “Книгу правил святых апостолов, Святых Соборов Вселенских и Поместных и святых отцов”. “Это – основные законы действующего церковного права Православной Церкви. Обыкновенно они входят в состав всех сборников церковного права как их основная часть” [12].

    Как пишет прот. Валентин Асмус, хотя Пято-Шестой Собор “формально не был Вселенским, он претендовал на роль Вселенского и ставил своей задачей разработку правил для всей Вселенской Церкви… Ни V, ни VI Вселенские Соборы таких правил не издали. Это объясняется в значительной степени тем обстоятельством, что законодательная деятельность императора Юстиниана I была чрезвычайно обширной и она определила строй церковной жизни в очень многих сферах, не оставив, как казалось тогда, ничего неупорядоченным. С одной стороны, уже имелись Деяния первых четырех Вселенских Соборов, с другой – огромное по объему законодательство Юстиниана I, и поэтому в последующее время законодательная жизнь вообще замирает – это относится не только к церковному, но и к гражданскому законодательству Византийской империи.

    Однако Пято-Шестой Трулльский Собор… издает очень обширный корпус канонов, числом в 102 правила. Несомненно, за этими правилами чувствуется императорская воля, которая в действительности и направляла деятельность Собора. Вот, например, как начинается третье правило: "Поелику благочестивый и христолюбивый царь наш предложил сему Святому и Вселенскому Собору, чтобы..." и т.д. Правило это относится к брачному статусу священнослужителя, то есть к вопросу, который, казалось бы, должен быть подведомствен исключительно церковным инстанциям. Впрочем, Юстиниан II только напоминает о своем присутствии, он предоставляет законодательную деятельность Собору иерархов. Это объясняется в значительной степени его желанием, чтобы эти законы (то есть корпус правил Трулльского Собора) были приняты во всей Вселенской Церкви.

    Это чувствуется по содержанию многих правил: в некоторых из них говорится о нестроениях в жизни африканской Церкви (Карфагенской), в других – о непорядках в Армении; наконец, Собор осуждает некоторые обычаи, укоренившиеся в латинской Церкви в Европе – скажем, принудительное безбрачие священников, пост в субботу, служение Литургии на пресном, бесквасном хлебе, и другие. Одним словом, эти правила действительно претендуют быть правилами Вселенской Церкви, хотят унифицировать ее жизнь по константинопольскому образцу – то есть ставят задачу более дерзновенную, чем некогда ставил Юстиниан I” [13].

    Скажем подробнее о некоторых правилах, принятых Пято-Шестым Собором. В VI веке император Юстиниан Великий “предписал, чтобы в епископы поставлялись лица монашествующие или же не имеющие жен либо разлучившиеся с ними”. Трулльский же Собор “постановил, чтобы жена возводимого в епископское достоинство, предварительно разлучившись с мужем своим по общему согласию по рукоположению его в епископы, вступала в монастырь, далеко отстоящий от места пребывания сего епископа, который, однако, обязан давать ей содержание. Хотя ни этот Собор, ни последующее церковное законодательство не требовали от епископов монашества, однако мало-помалу на Востоке стали избирать епископов исключительно из монахов. Кроме того, этот же Собор подтвердил разрешение иподиаконам, диаконам и пресвитерам, женившимся перед рукоположением, продолжать брачное сожитие с женами, угрожая вместе с тем священнослужителям, вступившим в брак после принятия священства, и епископам, продолжающим брачное сожитие, лишением сана. Императорские распоряжения, на основании которых дети, прижитые в подобных браках, признавались незаконнорожденными, побудили диаконов и священников вступать в брак до принятия священства. Такой обычай с течением времени получил обязательную силу в Восточной Церкви, где все священнослужители должны быть женатыми, но не могут ни жениться на вдове, ни вступить во вторичный брак” [14].

    “Следует отметить еще некоторые правила, например, 37-ое. Здесь говорится об изменениях, внесенных в церковную жизнь варварскими нашествиями, когда очень многое поколебалось и возникла новая ситуация, требующая соответствующих установлений.

    "Понеже в разные времена были варварские нашествия и оттого множайшие грады сделались порабощенными беззаконным, и по сей причине предстоятелю такого града невозможно было по совершению над ним рукоположения прияти свой престол, утвердиться на нем в состоянии священноначальственном и тако по преданному обычаю рукоположения и все, что епископу свойственно производити и совершати, того ради мы, соблюдая священству честь и уважение, и желая, чтобы порабощение от язычников отнюдь не действовало ко вреду церковных прав, постановили: да так рукоположенные и на свои престолы не вступившие не подлежат за сие предосуждению, почему и рукоположение в разные степени клира по правилам да совершают и преимуществом председания да пользуются". Здесь рассматривается ситуация, когда епархия находится где-то далеко под властью мусульман, там же осталось и большинство верующих, а епископ, который по титулу числится в этой епархии, вынужденно пребывает (причем, может быть, в нескольких поколениях – предыдущий епископ умер, и рукополагается новый) в Константинополе или еще где-нибудь, сохраняя свой титул, прерогативы, совершая все подобающие ему священнодействия. Это очень важное изменение в сравнении с прежними канонами, когда преобладал территориальный принцип и в одном городе должен был править один епископ, не совершавший за его пределами никаких священнодействий (разве что будучи призван епископом другого города).

    38-ое правило: "Отцами нашими положенное сохраняем и мы правило, гласящее тако: аще царскою властию вновь устроен, или впредь устроен будет град: то гражданским и земским распределениям да следует и распределение церковных дел". Этим правилом определяется, что административная жизнь Церкви автоматически зависит от административной структуры государства. Если новый император возвышает значение какого-нибудь города или приказывает построить новый, то этим немедленно и совершенно автоматически вносится изменение и в церковную жизнь. Возвышенный город становится центром округа церковного, то есть нескольких епархий, точно так же и селение, возведенное в ранг города, должно обязательно стать центром новых епархий. Города без епископа не бывает, поэтому в Церкви того времени очень много епископов. Скажем, в небольшой Малой Азии могло быть 300 и больше епархий, то есть в несколько раз больше, чем сейчас в нашей огромной Русской Церкви, или чем было у нас до революции, не говоря уже о временах допетровских, когда число епархий было вообще минимальным.

    Очень важно 39-ое правило, поскольку оно относится к жизни целой поместной Церкви, а именно Кипрской, которая уже давно, со времен III Вселенского Собора, обладала правами автокефалии. Кипр подвергался нашествиям арабов, а как раз при Юстиниане II с ними было достигнуто соглашение, согласно которому этот остров получил статус, как бы теперь сказали, кондоминиума, то есть им совместно управляли Византийская империя и халифат. Однако многие христиане на Кипре не захотели оставаться под мусульманской, хотя бы и частичной, властью, и во главе с архиепископом Кипрским, переселились довольно близко к Константинополю на Кизический полуостров в Малой Азии. И вот, хотя этот архиепископ с некоторой частью своей паствы и оказался на территории Константинопольской патриархии, за ним были сохранены все права автокефалии; мало того, к его титулу был прибавлен титул архиепископа Новой Юстинианы – так назывался главный город Кизического полуострова, построенный Юстинианом II. Этот титул предстоятели Кипрской Церкви сохраняют до нашего времени, хотя они давно уже к Новой Юстиниане и Кизическому полуострову никакого фактического отношения не имеют.

    В XX веке очень многие православные оказались, в результате различных потрясений, как политических, так и экономических, за пределами своих поместных Церквей. Естественно, возник вопрос, как устраивать их церковную жизнь. И, можно сказать, подавляющее большинство православных предпочитает сохранять связь с Церковью-Матерью, и при этом ссылается именно на это самое 39-ое правило Трулльского Собора, которое урегулировало положение киприотов, бежавших на Кизический полуостров.

    95-ое правило относится к приему в Церковь кающихся еретиков. Причем, как это уже бывало в древности, еретики практически разделяются по способу приема в Церковь на три разряда: те, которые заново крестятся при принятии их в Церковь, как если бы они были язычниками, те, которые принимаются в Церковь через миропомазание, и те, которые принимаются через покаяние и проклятие ереси, которой они прежде принадлежали. Этот третий (последний) способ приема – самый мягкий, и мы находим, что именно третьим чином принимаются в Церковь несториане и монофизиты. Отсюда видно, что несмотря на все строгости, примененные к этим еретикам предшествующими Соборами, Церковь признает все таинства, которые у них совершаются: и таинство крещения, и таинство миропомазания. Не говорится о приеме клириков, но предполагается, что клирики принимаются в сущем сане. И здесь я должен заметить, что в наших русских изданиях "Книги правил" это правило помещено в дефектном виде – в конце его говорится только о несторианах. Впрочем, и в этом случае из контекста его видно, что еретикам предлагается проклинать не только Нестория, (естественное условие для несториан, приходящих в православную Церковь), но также Евтихия, Диоскора, и Севира Антиохийского. Что же касается более исправных списков правил, то там прямо говорится не только о несторианах, но также о евтихианах и севирианах (евтихиане – это крайние монофизиты, севириане – монофизиты умеренные, последователи Севира Антиохийского)” [15].

    Многие из канонов Трулльского Собора “были полемически направлены против Римской Церкви или вообще были ей чужды. Например, в каноне 2-м утверждается авторитет 85 правил апостольских и других восточных Соборов, которые Римская Церковь не считала для себя обязательными. У римлян употреблялось собрание 50 апостольских правил Дионисия Малого, но обязательными они не считались. Канон 36 возобновлял знаменитое 28-е правило Халкидонского Собора, не принятое Римом” [16]. Канон 13 шел против принудительного целибата духовенства, к тому времени уже довольно широко распространенного на Западе. Канон 55 шел против римского поста в субботу. И другие каноны: 16-й — о возможности иметь в одном городе более 7 диаконов; 52-й — о невозможности служить евхаристию по будням Великим Постом, кроме Литургии Преждеосвященных Даров; 57-й — о даче молока и меда в уста новокрещенному, — все это против обычаев Церкви Римской, иногда так открыто и называемой” [17]. В целом, “Трулльский Собор… перечеркнул некоторые притязания Рима на главенство в Церкви” [18].

    Среди осужденных на Трулльском Соборе нововведений Римской Церкви, не согласных с духом постановлений Церкви Вселенской, был и распространенный в Римской Церкви обычай изображать Христа в виде агнца, на Которого указывает святой Иоанн Предтеча. В 82 правиле Собор запретил такие изображения и повелел писать “вместо ветхого агнца” Христа в человеческом образе: “На некоторых честных иконах изображается перстом Предтечевым показуемый Агнец... Почитая древние образы и сени, преданные Церкви, как знамения и предначертания истины, мы предпочитаем благодать и истину, приемля оную, яко исполнение закона. Сего ради, дабы и искусством живописания очам всех представляемо было совершенное, повелеваем отныне образ агнца, вземлющего грехи мира, Христа Бога нашего, на иконах представляти по человеческому естеству вместо ветхого агнца, да через то, созерцая Бога Слова, приводимся к воспоминанию жития Его во плоти, Его страдания и спасительныя смерти и сим образом совершившегося искупления мира”.

    “82-ое правило Трулльского Собора, - пишет прот. Валентин Асмус, - доносит до нас некое предчувствие иконоборческой эпохи. Зная последующие события, когда разгорелись страсти вокруг святых икон, мы можем предполагать, что какие-то подспудные их признаки, своего рода сейсмическое неспокойствие ощущалось уже и в это время. В этом правиле возбраняется делать символические изображения Спасителя; поскольку Христос воплотился, реально явился на земле, то и изображения Его должны быть реалистическими, в образе человека, а не символическими, например, в образе Агнца Божия или ином. Отсюда можно догадаться, что были и противоположные высказывания – в пользу именно символических изображений, как наиболее подобающих” [19].

    Это правило Собора имеет, как показали прот. Георгий Флоровский и Л.А. Успенский, очень важное значение.

    Ранее уже говорилось о том, что “от VI-го и VII-го века мы знаем ряд апологий в защиту святых икон” [20]. Трулльский же Собор, как писал прот. Георгий Флоровский, “в самый канун иконоборческого взрыва… установил основные начала иконописания, в известном 82-м правиле. Здесь характерно резкое противопоставление, Ветхого и Нового Завета. “Почитая древние образы и тени (“типы” и “сени”), преданные Церкви, как знамения (“символы”) и предначертания истины, мы выше чтим благодать и истину, как исполнение закона. Посему, чтобы и искусством живописания (именно) совершенное было представляемо очам всех, постановляем отныне запечатлевать на иконах Христа Бога нашего, Агнца, вземлющего грехи мира, в человеческом образе (kata anqrwpinon carakthpa), чтобы чрез это изображение усматривать высоту смирения Бога-Слова и приводить себе на память Его житие во плоти, страдание, спасительную смерть и происшедшее отсюда искупление всего мира”… Ударение здесь именно на евангельском реализме: “на память Его плотского жития”, — prox mnhmhn thx ensarkou politeiax… Трулльский Собор закрепляет уже установившийся в иконописи священно-исторический реализм и отменяет архаический символизм ветхозаветных “символов” и “типов”. “Предначертания” сбылись и исполнились, явилась “благодать и истина”. И икона должна не столько пророчествовать, сколько “напоминать”… Здесь уже задана тема позднейшей богословской защиты святых икон” [21].

    “Так же как и сам образ, - пишет Л.А. Успенский, - учение Церкви о нем не является позднейшим придатком к христианскому учению, оно непосредственно вытекает из учения о спасении и коренится в христианском мировоззрении. Оно изначала присуще христианству во всей полноте, так же как и все другие аспекты учения Церкви. Однако, так же как и в отношении других аспектов своего учения, Церковь раскрывала и формулировала учение об образе постепенно, в ответ на нападки, на непонимания, на лжеучения, возникавшие на ее историческом пути. Здесь было то же, что, например, в учении о двух природах Христа, Божественной и человеческой. Истина эта скорее конкретно, непосредственно переживалась первыми христианами, чем теоретически формулировалась. Догматическое же учение о ней было установлено Церковью в ответ на ереси и лжеучения. То же было и в отношении учения об образе. Впервые принципиальное указание, касающееся характера священного образа, было формулировано Пято-Шестым (Трулльским) Собором в ответ на практическую необходимость. Каноны этого Собора, касающиеся искусства, не являются “уступкой верующим”, как думают некоторые представители современной науки. Тем более нельзя сказать, что касаются они только одного сюжета. Как мы увидим, здесь находит свое Соборное выражение именно отношение к образу святых Отцов предыдущих времен, то есть само Предание Церкви” [22].

    Выше было уже сказано, что вопросы, решавшиеся на Пято-Шестом Соборе, касались разных сторон церковной жизни, которые требовали упорядочения, в том числе и церковного искусства. “В зрелую пшеницу истины замешались кое-какие остатки языческой и иудейской незрелости”. Эти слова из послания Отцов Собора императору Юстиниану II, как мы увидим далее, неслучайны.

    Три правила Пято-Шестого Собора касаются изображений. Правило 73 относится к изображению Святого Креста. Оно гласит: “Поелику Животворящий Крест явил нам спасение: то подобает нам всякое тщание употребляти, да будет воздаваема подобающая честь тому, чрез что мы спасены от древняго грехопадения. Посему и мыслию, и словом, и чувством почитание ему принося, повелеваем: изображения Креста, начертываемыя некоторыми на земли, совсем изглаждати, дабы знамение победы нашея не было оскорбляемо попиранием ходящих. И так отныне начертывающих на земли изображение Креста повелеваем отлучати”. Это простое предписание ясно само по себе и не требует пояснений: изображение Креста нельзя делать там, где оно может быть попираемо ногами.

    Наиболее важно для нас правило 82. Значение его велико потому, что оно, как увидим, раскрывает содержание священного образа так, как понимает его Церковь. Текст этого правила следующий: “На некоторых изображениях находится доказуемый перстом Предтечи агнец, который принят во образ благодати, через закон показуя нам истинного Агнца, Христа Бога нашего. Почитая древние образы и сени, как знамения и предначертания истины, преданные Церкви, мы предпочитаем благодать и истину, приемля оную как исполнение закона. Сего ради, дабы и в изображениях очам всех представляемо было совершенное, повелеваем отныне на иконах, вместо ветхого агнца, представлять по человеческому виду Агнца, вземлющего грехи мира, Христа Бога нашего, дабы через уничижение усмотреть высоту Бога Слова и приводиться к воспоминанию жития Его во плоти, Его страдания и спасительной смерти”.

    Первая фраза канона указывает на существовавшее в то время положение. Она говорит об иконах, где святой Иоанн Предтеча, изображенный в своем человеческом виде, указывает перстом на Христа, Который изображен символически, под видом агнца. Реалистические изображения Христа, Его портреты существовали изначала, и именно эти подлинные портреты и являются реальным доказательством Его воплощения. Кроме того, существовали обширные циклы росписей на ветхозаветные и новозаветные темы, в частности изображения большинства наших двунадесятых праздников, где также Христос изображался в Своем человеческом виде. И все же наряду с этим, как показывает 82 правило, еще оставались в употреблении ветхозаветные символы, заменявшие Его человеческий образ. Это была задержавшаяся привязанность к библейским прообразам, и в частности, к образу агнца, который употреблялся особенно, по-видимому, на Западе [“Византийского изображения агнца, указуемого перстом Предтечи, до нас не дошло ни одного”, — пишет Н. Покровский (Памятники христианской иконографии и искусства СПб , 1900, 29).]. Надо было поэтому направить верующих на путь, принятый Церковью. Это и делает 82 правило.

    Как мы знаем, ветхозаветный символ агнца играл очень большую роль в превохристианском искусстве. В Ветхом Завете заклание пасхального агнца было центром всей богослужебной жизни народа израильского, так же как в Новом Завете евхаристическая жертва есть сердце всей жизни Церкви, а Пасха — Праздник Воскресения — центр богослужебного года. Ветхозаветный непорочный агнец не только просто предображал собою Христа, но был самым основным Его предображением. В первые века, когда по необходимости часто воздерживались, в силу создавшихся условий, от непосредственного образа Христова, символ агнца был очень распространен. Так же как и рыба, агнец означал не только Самого Спасителя, но и христианина вообще.

    Образ, о котором говорит Пято-Шестой Собор, основан на тексте 1-й главы Евангелия от Иоанна. Евангелист передает здесь свидетельство Иоанна Крестителя о явлении Христа. На вопрос священников и левитов, кто он — Илия ли, или пророк? — Предтеча, который был действительно последним из ветхозаветных пророков, ответил, что он является именно Предтечей Того, Кто идет уже непосредственно за ним. И на следующий день Христос является перед народом, идя к Иоанну креститься; Предтеча, указывая на Него пальцем, говорит: “Се Агнец Божий, вземляй грех мира” (Ин. 1, 29). Образ буквально воспроизводил слова Крестителя, запечатлевая их в памяти. 82 правило, отменяющее этот символ, исходит из того же текста Евангелия от Иоанна, но рассматривает его не отдельно, а в контексте всей относящейся к нему части главы Евангелия, и упор делает не на словах Предтечи, а на том, на Кого он указывает, на Самом Христе. Описанию появления Христа в Евангелии от Иоанна предшествует целый подготовительный текст: “Слово плоть бысть, и вселися в ны; и видехом славу Его, славу яко Единородного от Отца, исполнь благодати и истины [...]. И от исполнения Его мы вси прияхом и благодать возблагодать: яко закон Моисеом дан бысть, благодать же и истина Иисус Христом бысть” (гл. 1, ст. 16-17). Поскольку же именно истина явилась Иисусом Христом, то надлежало уже не переводить в образ слова, а показывать в образе саму эту Истину, осуществление слов. Ведь говоря об Агнце, вземлющем грехи мира, Иоанн Предтеча показывал пальцем не на агнца, а на грядущего Иисуса Христа, Сына Божия, ставшего Человеком и пришедшего в мир, чтобы исполнить закон и дать Себя Самого на заклание, то есть Того, Кого предображал пасхальный агнец Ветхого Завета. Именно это исполнение, эту реальность, Истину и следовало показывать глазам всех. Следовательно, Истина открывается не только словом, но и образом; она показывается. В этом заключается совершенный и полный отказ от всякой отвлеченности, от всякого метафизического понимания религии. Истина имеет свой образ, ибо она не идея, не абстрактная формула: она — конкретное, живое Лицо, распятое “при Понтийстем Пилате”. Когда Пилат задал Спасителю вопрос “Что есть истина?” (Ин. 18, 38), он не стал дожидаться ответа и вышел, зная, что на его вопрос может быть множество ответов, из которых ни один не будет действительным. Ответ на его вопрос — лишь в Церкви; именно в апостольском кругу Спаситель открыл Своим ученикам: “Аз есмь Истина” (Ин. 14, 6). Истина отвечает на вопрос не ЧТО, а КТО. Она — Личность, Она — изобразима, поэтому Церковь не только говорит об истине, но и показывает Истину — образ Иисуса Христа.

    Отцы Собора продолжают: “...Принимая древние образы и сени, как знамения и предображения, мы предпочитаем благодать и истину, приемля оную как исполнение закона”. Итак, Отцы Собора говорят о древних символах как об этапе, уже пройденном в жизни Церкви. И если вначале говорится только об агнце, то здесь Собор переходит вообще на “древние образы и сени”, очевидно, рассматривая символ агнца не просто в ряду других, но как символ основной, раскрытие которого влечет за собой раскрытие всех других символических сюжетов.

    Собор предписывает заменять символы Ветхого Завета и первых веков прямым изображением того, что они предображали, предписывает раскрывать их смысл потому, что образ, который заключался в этих символах, стал реальностью в воплощении. Поскольку Слово стало плотию и жило среди нас, образ должен показывать не символически, а непосредственно то, что явилось на земле во времени, что стало доступно зрению, описанию, изображению.

    Итак, причина отмены древних символов — существование прямого образа, по отношению к которому эти символы являются пережитками “иудейской незрелости”. Пока пшеница была незрелой, их существование было необходимо, так как они способствовали ее созреванию. В “зрелой же пшенице истины” их роль перестала быть строительной; она стала даже отрицательной, потому что символы снижали значение прямого образа и ущербляли его роль. Если прямой образ может быть заменен символом, он перестает иметь то безусловное значение, которое он должен иметь.

    Вслед за утверждением необходимости прямого образа в следующей части 82 правила дается догматическое обоснование этого образа, и именно в этом основное значение этого правила. Это первое Соборное выражение христологической основы иконы было впоследствии широко использовано и уточнено защитниками икон в период иконоборчества.

    Но 82 правило не ограничивается отменой символов и принципиальным догматическим обоснованием образа: оно дает указание, хотя и косвенно, на то, каким церковный образ должен быть: он представляет нам человеческий лик воплотившегося Бога, исторический лик Иисуса Христа. Но если мы ограничимся изображением Спасителя только как обыкновенного человека, как это делает, например, фотография или светский портрет, то такое изображение будет напоминать лишь о Его жизни, страданиях и смерти. Однако этим содержание церковного образа не может ограничиваться, ибо изображенное лицо отличается от других людей. Это не просто человек, а Бого-Человек. И изображение должно напоминать нам не только о Его жизни, но должно указывать и на славу Его, “высоту Бога Слова”. Следовательно, изображение одного исторического факта недостаточно для того, чтобы образ был иконой. Средствами, доступными изобразительному искусству, образ должен показывать нам, что Изображенный есть “Агнец, вземлющий грехи мира, Христос Бог наш”. Если исторические черты Иисуса Христа, Его портрет являются свидетельством Его пришествия во плоти, Его уничижения, то сама манера изображения этого “Сына Человеческого” должна отражать славу Божию. Другими словами, уничижение Бога Слова показывается таким образом, что, глядя на него, мы видим и созерцаем в Его “рабьем зраке” Его Божественную славу — человеческий образ Бога Слова, и через это познаем, в чем заключается спасительность Его смерти и “происшедшее отсюда искупление мира”.

    Последняя часть 82 правила показывает, в чем должна заключаться символика церковного искусства: она должна быть не в самом сюжете, не в том, что изображается, а в том, как изображается этот сюжет, в манере изображения. Таким образом, учение Церкви выражается не только в сюжете, но также и в том, как этот сюжет передается. В области своего искусства Церковь вырабатывает художественный язык, соответствующий ее опыту и ее ведению Божественного Откровения. Все возможности, которыми обладает изобразительное искусство, направляются к одной цели: верно передать конкретный исторический образ и в нем раскрыть другую реальность — реальность духовную и пророческую.

    Итак, с одной стороны, Пято-Шестой Собор требует заменять символ прямым, конкретным образом. И действительно, опровергать христологическую ересь образом рыбы или агнца невозможно. Несколько лет спустя святой Герман, Патриарх Константинопольский, в письме к иконоборческому епископу Фоме говорит: “Изображение образа Господня на иконах по человеческому Его виду служит к посрамлению еретиков, которые уверяют, что Он вочеловечился лишь призрачно, а не действительно”.

    С другой стороны, 82 правило является первым выражением учения Церкви об иконе и указывает в то же время на возможность передать средствами искусства, при помощи известной символики, отблеск Божественной славы. Оно подчеркивает всю важность и все значение исторического реализма и признает реалистический образ, сделанный определенной манерой, указывающей на реальность духовную, как единственный, выражающий православное учение. Символы же, “образы и сени”, оно считает не выражающими полноту благодати, хотя и достойными почитания и соответствующими нуждам известной эпохи. Иконографическая символика не исключается совершенно, но переходит на второй план. Мы и теперь употребляем некоторые подобные символы, как, например, три звезды на мафории Богоматери, чтобы указать на Ее девство до Рождества Христова, во время и после него. Или изображаем в небесах благословляющую руку, чтобы показать присутствие Божие. Но символика эта занимает подобающее ей второстепенное место и не заменяет собою личного образа.

    82 правило полагает начало тому, что мы называем иконописным каноном, то есть известному критерию литургичности образа, подобно тому как в области словесной канон определяет литургичность того или иного текста. Иконописный канон есть известный принцип, позволяющий судить, является ли данный образ иконой или нет. Он устанавливает соответствие иконы Священному Писанию и определяет, в чем заключается это соответствие, то есть подлинность передачи Божественного Откровения в исторической реальности тем способом, который мы называем символическим реализмом.

    Если 82 правило направлено преимущественно против “иудейской незрелости”, то правило 100 имеет в виду “незрелость языческую”. Текст его следующий: “Очи твои право да зрят, и всяцем хранением блюди твое сердце (Притч. 4, 25), завещавает Премудрость: ибо телесныя чувства удобно вносят свои впечатления в душу. Посему изображения на деках, или на ином чем представляемыя, обаяющия зрение, растлевающия ум и производящия воспламенения нечистых удовольствий, не позволяем отныне, каким бы то ни было способом, начертавати. Аще же кто сие творити дерзнет: да будет отлучен”. Трудно предположить, чтобы в Церкви употреблялись изображения, производящие “воспламенение нечистых удовольствий”. Но дело в том, что во время Пято-Шестого Собора еще существовали наряду с церковными праздниками языческие празднества, которые были запрещены его 62 правилом, в частности Брумалии (торжества в честь Вакха), пляски в честь эллинских богов и т.д. Естественно, что эти языческие празднования отображались и в изобразительном искусстве в виде грубых и чувственных образов. Церковь считала необходимым оградить своих членов от разлагающего влияния таких произведений, тем более что некоторые элементы этого искусства могли проникать и в искусство церковное. 100 правило показывает, что Церковь требует от своих членов определенной аскезы не только в жизни, но и в искусстве, которое, с одной стороны, отражает эту жизнь, с другой стороны — на нее влияет. Эта забота о нравственной стороне искусства вне Церкви указывает на совершенно особое значение этого аспекта в отношении искусства собственно церковного. Это правило отражает тот основной принцип, который, как мы увидим, красной нитью проходит через все святоотеческие писания и через все церковное искусство.

    Пято-Шестым Собором отмечен конец догматической борьбы Церкви за правильное исповедание двух природ, Божественной и человеческой, в Лице Иисуса Христа. Это было время, когда “благочестие нами уже ясно проповедуется”, как сказано в 1 правиле этого Собора. Отцы и Соборы этого христологического периода нашли точные и ясные догматические определения, чтобы выразить, поскольку человеческому слову это доступно, учение Церкви о Боговоплощении. Истина была явственно и во всеуслышание провозглашена. Однако этого было недостаточно. Еще долго пришлось защищать эту истину против тех, кто не принимал ее, несмотря на всю ясность Соборных и святоотеческих определений. Надлежало не только сказать истину, но и показать ее, то есть в области изобразительного искусства выразить строгое и точное православное исповедание. Нужно было не найти компромиссное решение, которое удовлетворяло бы всех, а ясно проповедать истину — “очам всех представить ее совершение”.

    82 правилом Пято-Шестого Собора Церковь отвечает на современные ему нападки евреев на христианский образ, 100 правилом она устраняет следы эллинистического искусства. В ответ на нужды времени она дает определенную директиву: в образе надлежит показывать “славу Божества, которая становится и славой тела”, как несколько позже сказал преподобный Иоанн Дамаскин. В эпоху, центральным вопросом которой была христология, именно человеческий образ Христов, основа всей христианской иконографии, требовал такую догматическую формулировку, которая ликвидировала “еврейскую и языческую незрелость”” [23].

    Соборные каноны на первом месте были подписаны императором “для подчеркивания их общеобязательного значения в империи. 2-е место оставлено для подписи папой римским. Затем подписали патриархи: Павел Константинопольский, Петр Александрийский, Георгий Антиохийский, Анастасий Иерусалимский и еще 211 епископов и их представителей. Униатский ученый Ассемани старается доказать, что в тот момент из-за сарацин кафедры восточных патриархов были не заняты и, следовательно, эти подписи незаконны. Но Liber Pontificalis нам сообщает, что “решения этого Собора подписаны тремя патриархами: Александрийским, Антиохийским, Константинопольским и другими епископами qui eo tempore illic convenerant”” [24].

    Среди других была и подпись Василия — архиепископа Гортинского (на Крите) [τον τόπον επέχων πάσης της συνόδου της άγιας εκκλησίας 'Ρώμης], “θмевшего полномочия Римской Церкви для подписания постановлений Собора, были подписи и других западных епископов” [25].

    Как писал А.В. Карташев, так же, как тот же Василий, император подписал и деяния VI Вселенского Собора. Очевидно, он имел основания считать через 11 лет свои полномочия неоконченными. Ручательством ему было наличие здесь папских апокрисиариев. Для “западных” были оставлены еще места, τοπος του Θεσσαλονικης - της Ραβεννης, Σαρδιωιας, νо они не были заполнены.

    Папские апокрисиарии в Константинополе подписали акты Трулльского Собора. Это сотый случай, когда послы Рима в Константинополе соглашаются с Востоком. И всегда в Риме и до наших дней их считают жертвами византийского коварства. Liber Pontificalis пишет, что legati decepti suscribserunt (вынуждены были подписать).

    Впоследствии папа Николай I, также разочарованный своими легатами, писал императору Михаилу III, что императоры, предшественники Михаила, “не раз давлением и принуждением вовлекали в ошибки папских легатов”” [26].

    Л.А. Успенский указывает, что правомочия западных епископов, подписавших постановления Собора, “оспариваются и даже просто отвергаются некоторыми западными учеными. Так, в “Истории Соборов” Хефеле-Леклерка (Париж, 1909, т.III, с. 577 [по-французски] читаем: “Правда, что житие Сергия и Либер понтификалис передает, что легаты папы Сергия, будучи обмануты императором, подписали. Но под этими папскими легатами следует понимать просто папских апокрисиариев, проживавших в Константинополе, а не легатов, специально посланных для участия в Соборе”” [27].

    Постановления Трулльского Собора были отправлены в Рим для подписи папе Сергию I (687-701). Но по возвращении папских легатов в Рим их подписи были дезавуированы. Папа Сергий I отказался признать правила Трулльского Собора, так как в них обличались многие обычаи Римской Церкви. При этом папа Сергий не только отказался подписать Деяния Собора, он “отказался даже от предназначенного ему экземпляра Соборных Деяний. Он объявил постановления Собора недействительными и заявил, что предпочел бы смерть согласию с заблуждением. Этим “заблуждением” были, очевидно, определения Собора, касающиеся учений и церковной практики, в которых существовали расхождения между всей Церковью с одной стороны и Римом — с другой, как, например, обязательное безбрачие духовенства, пост в субботу, уже запрещенный Первым Вселенским Собором, изображение Спасителя в виде агнца и другие” [28].

    “Дело Трулльского Собора император Юстиниан II принимал очень близко к сердцу. Он не только издал его правила, но и весьма заботился, чтобы они были приняты во всех поместных Церквах” [29]. После того, как папа Сергий сказал, что он умрет, но не подпишет заблуждений, “Юстиниан II послал в Рим протоспафария (начальника лейб-гвардии) Захарию, чтобы привезти папу в Константинополь. Но за папу вступились войска Равенны и Пентаполя (Африка), - так ненавидели Юстиниана II. Войска пошли на Рим и окружили Латеран. Императорскому протоспафарию пришлось спасаться у самого же папы Сергия, и он, как говорят, залез под папскую кровать. Папа Сергий вышел к шумящей толпе солдат и уговорил ее разойтись. Захарии пришлось со стыдом уезжать из Рима под ругательные крики провожавших его насмешками солдат. Юстиниан II мог бы учинить безумно жестокую месть” [30]. Но как раз в это время, в 695 году он был свергнут, а новым правителям было не до Собора и его признания [31] .

    В 705 году Юстиниан вернул себе престол. Он “снова стал добиваться от Римской Церкви утверждения постановлений Трулльского Собора, но уже в более уступчивой форме. Он послал к папе Иоанну VII двух митрополитов и просил его пересмотретъ 102 правила, исправить, отвергнуть то, что папа найдет нужным, а остальное принять. Папа Иоанн VII был человеком робким, сыном византийского чиновника. Судьба патриарха Каллиника, ослепленного Юстинианом, его устрашала. Он отказался от ревизии актов и, по свидетельству Liber Pontificalis, как будто признал их: sed hic humana fragilitate timidus, hos nequaquam emendans per superfatos metropolitas direxit ad principem (то есть он, оробев по человеческой слабости, постановления эти ни в чем не исправил и через присланных митрополитов отправил к императору). Но, видимо, это не было актом решительного утверждения, ибо вскоре же Юстиниан II начинает переговоры об утверждении с преемником Иоанна VII, папой Константином. Очевидно, общее мнение Римской Церкви продолжало быть отрицательным. Это беспокоило Юстиниана II. Он помнил провал в Риме своего протоспафария Захарии. Нуждаясь в поддержке Запада, он хотел быть с ним в мире” [32].

    Как писал А.В. Карташев, в октябре 710 года Юстиниан II “послал в Рим приказ папе Константину приехать в Константинополь. Со страхом и беспокойством папа повиновался. Сел на суда с большой свитой епископов и римских клириков…” [33]. По словам же прот. Валентина Асмуса, папа Константин прибыл в Константинополь в ответ на приглашение императора, видимо, “совершенно добровольно” [34].

    “Юстиниан дал инструкции быть к папе почтительными и любезными в высокой степени. И действительно, папу везли, окруженного знаками всяческих любезностей. B Галлиполи караван перезимовал. B предместье Константинополя папу Константина встретил сын императора Тиверий с патриархом Киром и сановниками. Папу привезли прямо в императорский дворец, а оттуда уже - в традиционный дворец Плакиды” [35]. “Это был один из тех редких случаев, когда папа посетил столицу империи” [36].

    “Императора в этот момент в Константинополе не было. Он пригласил папу прибыть к нему в Никомидию. Юстиниан был демонстративно почтителен” [37]. Император принимал папу Константина “с высшим почетом, самолично, как утверждает биограф папы, пал ниц перед папой с императорской короной на голове и целовал его ноги” [38], просил его отслужить литургию и причастился из его рук. “Но, когда приступили к обсуждению вопроса о Трулльских правилах, то первый знаток дела в свите папы, диакон Григорий (впоследствии папа Григорий II), так блестяще отстаивал римскую точку зрения, что Юстиниан решил не насиловать совести римлян и не вырывать y них чрезмерных уступок” [39]. Как писал А.А. Васильев, “Юстиниан и папа достигли взаимоудовлетворяющего компромисса”, однако мы не располагаем точной информацией о содержании компромиссных решений [40], потому что, как предполагает прот. Валентин Асмус, “Юстиниан очень скоро потерял власть, и, по всей видимости, в Риме предпочли забыть о благоприятных для константинопольской стороны результатах соглашения” [41]. По утверждению немецкого церковного историка Хефеле, папа Константин “последовал, без сомнения, тому пути “золотой середины”, которого придерживался впоследствии папа Иоанн VIII (872–882), заявляя, что “он готов принять все те каноны, которые не противоречат истинной вере, добрым нравам и декретам Рима”” [42]. “Юстиниан II на этом помирился и подчеркнул этот мир с папой формальным подтверждением всех преимуществ римской кафедры и милостиво и скоро отпустил папу обратно. 24 октября 711 года папа был уже в Риме в чувствах полной преданности “благочестивому императору”, оказавшемуся таким милостивым к папе. Рим ценил это благоволение, ибо как раз во время пребывания почетных римских гостей в Константинополе бешеный Юстиниан учинял свои варварские экспедиции мести против Херсонеса и даже Равенны. Рим церковный потому еще сохранил добрую память об Юстиниане II, что преемник его оказался еретиком-монофелитом” [43].

    “Отношения между Римом и Константинополем установились самые теплые” [44]. “Церковный мир казался наконец установленным внутри сильно сократившихся границ империи” [45].

    “Крымская экспедиция, как известно, довела Юстиниана до падения. Главой бунта оказался армянин Вардан”, взявший императорское имя Филиппик (711-713). “Филиппик был убежденным монофелитом” [46]. По словам А.В. Карташева, “в пику Юстиниану он отверг всю его церковную политику, то есть и VI Вселенский и Трулльский Соборы, и объявил монофелитство” [47]. Этот “рецидив монофелитства” “стал возможен на почве скрытой оппозиции VI Собору. Как-никак в Константинополе полвека официально проповедовалось монофелитство и предписывалось всем с высоты трона. Сторонники этой эпохи (до Константина Погоната) шептали, “что с VI Собором вышло неладно - ότι η εκτη συνοδος κακως εγενετο”, θ по смерти императора Константина Погоната (685 год) и поставленного им для Собора патриарха Георгия (686 год) на патриаршей кафедре очутился тот Феодор, которого устранили ради Георгия перед Собором за монофелитские симпатии.

    Но последние два ираклида (Константин Погонат и Юстиниан II) держали знамя православия, как свое династическое знамя, и тайная оппозиция не смела обнаружиться.

    B момент же свержения ираклидов, то есть после убийства Юстиниана II и его сына, по контрасту династическому, было поднято знамя монофелитства” При этом сам Филиппик-Вардан был воспитанником монаха Стефана, ученика патриарха Антиохийского Макария – “столпа монофелитства на VI Соборе” (Стефан был осужден вместе с Макарием Антиохийским на VI Вселенском Соборе) [48].

    “Чтобы дезавуировать VI Вселенский Собор, Филиппик не ограничился изданием единоличных императорских указов” [49]. Под давлением Филиппика в 712 году в Константинополе был созван Собор под председательством Константинопольского патриарха Иоанна. Собор отменил и 6 Вселенский, и Трулльский Соборы и восстановил монофелитство. Филиппик объявил монофелитство официальной религией Империи. Как пишет А.Л. Дворкин, на Соборе 712 года “присутствовали и святитель Герман Кизикский, будущий патриарх Константинопольский и будущий мужественный борец против иконоборчества, и святой Андрей Критский [50]. Почему эти два выдающихся святителя проявили такую уступчивость и подписали деяния Монофелитского Собора, остается загадкой” [51]. “Преосвященный Филарет в “Историческом учении об Отцах Церкви” (т. III, с. 240, 244) объясняет эту уступчивость святых отцов так: “...чтобы не восстановить против себя и Церкви неистово изуверного Филиппика”” [52]. По словам прот. Георгия Флоровского, “это было актом недостойной уступчивости (или “икономии”), но не отступничества...” [53].

    Политика императора вызвала негодование в Риме. “Агенты Филиппика привезли в Рим голову самого Юстиниана II и предъявляли ее народу. Но римский клир встретил весть о гибели Юстиниана II с сожалением. Liber Pontificalis называет его “благим правителем, православным и христианнейшим императором”. Филиппик в Константинополе не хотел переступить порога императорского дворца, пока изображенная на его фасаде картина VI Вселенского Собора не была уничтожена. A в Риме папа Константин в виде реванша приказал написать картину VI Вселенского Собора в церкви святого Петра. Письма от Филиппика папа не захотел даже принять. Не поместил и портрета Филиппика в церкви святого Кесария in Palatio, где обычно ставились портреты всех императоров. Имя Филиппика не поминалось в церкви. От Церкви отрицательное отношение к Филиппику за его еретичество передалось и в простой народ: не принимали монет с изображением Филиппика, вычеркивали его имя в официальных актах и решили оказать вооруженное сопротивление чиновникам Филиппика. Рим готов был даже к войне за Православие” [54].

    “Но и константинопольцы не смогли долго выносить императора-еретика” [55]. “3 июня 713 года Филиппик был свергнут. B день Пятидесятницы, когда Филиппик спал после обеда, два сановника-заговорщика, вхожих во дворец, взяли спящего Филиппика, вывели на ипподром и здесь публично ослепили. Никто его не защитил. Очевидно, монофелитская политика стала беспочвенной. Провозглашенный на другой день императором государственный секретарь Артемий принял в честь уважаемого им императора Анастасия I имя Анастасия II [713-715]. Он резко повернулся к Православию и освободил совесть терроризованной иерархии. Патриарх Иоанн тотчас же написал в Рим извинительное письмо, которое пришло одновременно с вестью о перевороте. Патриарх Иоанн писал о насилии Филиппика и о том, что Собор 712 года лишь “икономически” подчинился императору. Рим на радостях легко простил это Константинополю. A святой Герман Кизикский, ставший патриархом с 11 августа 715 года, на Соборе 715-716 годов торжественно проклял монофелитство и провозгласил православие. С тех пор о монофелитстве нет уже упоминания в истории Константинополя” [56].

    По словам А.Л. Дворкина, хотя Римская Церковь не признала Пято-Шестой Собор Вселенским, преемники папы Сергия I “приняли Трулльский Собор де-факто (во всяком случае, большую часть его канонов)” [57]. Как писал А.В. Карташев, “папа Иоанн VII не признавал канонов Трулльского Собора принадлежащими VI Вселенскому Собору. Но 90 лет спустя папа Адриан I, заботясь о поддержании авторитета VII Вселенского Собора, пошел по линии греков. В письме к патриарху Тарасию Константинопольскому он пишет: “Приемлю все шесть Святых Соборов со всеми их правилами, которые по праву и богодухновенно ими опубликованы, среди коих содержится упоминание о том, что на некоторых чтимых иконах изображен Агнец, указуемый рукою Предтечи”. Это 82-е правило Трулльского Собора. Равным образом папа ссылается на него и в письме к франкским епископам в защиту VII Собора: “Итак, отцы свидетельство от VI Собора внесли в VII, чтобы ясно показать, что когда происходил VI Собор, то уже почитались от древних времен святые иконы и священно-исторические изображения”. Тут папа Адриан, вероятно, повторяет слова патриарха Тарасия о том, что Трулльские правила сочинены отцами VI Собора спустя пять-шесть лет после окончания Собора. Во всяком случае, Адриан хотя этим и не одобряет всего содержания Трулльских правил, но признает их. VII Вселенский Собор, проходивший с участием папских легатов, но “восточный” по составу, своим 1-м правилом подтвердил правила Трулльского Собора. Однако Римская Церковь канонов VII Вселенского Собора не утверждала. И до сих пор Римская Церковь их не принимает, хотя колебания папы Адриана I лишний раз доказывают отсутствие “ватиканской непогрешимости”” [58].

    Восточная же Церковь признала 102 правила Трулльского Собора равными правилам Соборов Вселенских [59] и усвоила за Трулльским Собором название Пято-Шестого Собора. Римская же Церковь “такого значения за этим Собором не признала, и римские богословы часто называли его “Консилиум erraticum”” [60].

    Как отмечал Л.А. Успенский, поскольку Римская Церковь признает Седьмой Вселенский Собор, ссылающийся на 82 правило Пято-Шестого Собора, то “можно сказать, что подразумевается признание ею и этого правила. Папа святой Григорий II ссылается на него в своем послании Константинопольскому Патриарху святому Герману. Папа Адриан I в письме к Патриарху святому Тарасию торжественно объявляет о своем признании правил Пято-Шестого Собора, так же как и в другом послании, написанном франкским епископам в защиту Седьмого Вселенского Собора. Папа Иоанн VIII, говоря о постановлениях Пято-Шестого Собора, ничего против них не возражает. Позже, папа Иннокентий III, приводя 82 правило, называет его постановлением Шестого Вселенского Собора. Но все это, однако, не было сознательным, принципиальным признанием, а лишь согласием некоторых отдельных пап, в то время как другие папы занимали позицию обратную. Так или иначе, на деле Запад не принял постановлений Пято-Шестого Собора.

    Таким образом, Римская Церковь осталась в стороне от формулировки учения Церкви о христологической основе священного образа. Учение это поэтому не смогло обогатить западное священное искусство, которое и по сей день остается верным некоторым чисто символическим изображениям, в частности, Спасителя в виде агнца. Отказ от постановлений Пято-Шестого Собора в области церковного искусства получил впоследствии очень большое значение: этим Римская Церковь сама исключила себя из того процесса выработки догматического и духовного художественного языка, в котором участвовала вся остальная Церковь и в котором руководящая роль промыслом Божиим выпала на долю Константинопольской Церкви. Запад остался в стороне от этого процесса.

    Православная же Церковь, наоборот, постоянно уточняла в направлении, указанном Пято-Шестым Собором, свое искусство, как в его содержании, так и в форме, создавая искусство, передающее в образах материального мира Откровение мира Божественного, дающее нам своего рода ключ, некоторый способ приближения к горнему , миру, его созерцания, его понимания.

    Нам представляется, что для западного Православия нашего времени особенно важно уяснить себе значение 82 правила Пято-Шестого Собора и осознать его, ибо правило это составляет теоретическую основу богослужебного искусства. Каково бы ни было впоследствии то направление, которое примет западное православное искусство, оно не сможет обойтись без основного руководства, впервые сформулированного в этом правиле: исторического реализма, сочетающегося с реализмом Божественного Откровения, выраженного посредством известных форм, соответствующих духовному опыту Церкви” [61]…

    “Монофелитство умерло в Византии, но, как пережиток, законсервировалось в одной из групп сирийцев на Ливане. B эту среду сирийских горцев византийское правительство в VII веке поставило в роли казаков-пограничников племя свирепых вояк-исаврийцев из Тавра. Они составили закваску для части ливанских сирийцев, получивших имя мардаитов (“мардайя”) и прославившихся своим стойким сопротивлением арабам-завоевателям.

    Церковным центром их был монастырь святого Марона. Имя “Марон”, уменьшительное от “Map”, очень любимое в Сирии. Еще блаженный Феодорит рассказывает о сирском подвижнике святом Мароне. Иоанн Златоуст из ссылки также пишет Марону. Неизвестно, в честь его ли был назван древний монастырь святого Марона и где он был географически. Указывают то около города Апамеи [62], то около города Эмессы (Хомса) [63]. Разрушенный византийскими войсками монастырь был построен (VI век) на другом месте с тем же именем Иоанна Марона, которого маронитская легенда именует и “патриархом”. Из других, немаронитских, источников видно, что в VI веке монастырь “блаженного Марона” был старшим и центральным среди монастырей этой области. Окрестное население - мардаиты - в VI и VII веках по своей преданности византийскому правительству оказали активное сопротивление монофизитству (яковитству), по свидетельству Бар-Эбрайи. Дружа с императором Ираклием, они механически приняли его “Эктезис” и таким образом впутались в монофелитство. Святой Иоанн Дамаскин говорит, что “мы впадем в маронитство, если приложим распятие к Трисвятому”. Таким образом, для него марониты – еретики. Евтихий, патриарх Александрийский (X век), знает маронитов, как еретиков-монофелитов” [64].

    Таким образом, часть сирийских христиан не покорилась решению VI Вселенского Собора и признала монофелитство в качестве своего официального вероисповедания. Они приняли название маронитов. Иоанн Марон (прозванный так по монастырю святого Марона) был, по преданию маронитов, патриархом Антиохии и Сирии. Он “был епископом Ботриса [ныне Батрун, Ливан], а после смерти патриарха Феофана был избран на патриарший престол Антиохии, но одними лишь маронитами… Его произведения (на сирийском языке): книга “О вере”, “Вопросы к монофизитам” и др.” [65].

    В 1182 году марониты вступили в унию с католической Церковью. “Когда марониты соединились под владычеством крестоносцев с Римской Церковью и отреклись от ереси, они затушевали свое 500-летнее еретическое прошлое и создали новое путаное житие своего родоначальника патриарха Иоанна Марона (685-706 годы), которое не объясняет, а только затемняет неясное для истории начало их Церкви. Появление у маронитов-монофелитов особого патриарха В.В. Болотов объясняет следующей гипотезой. Халиф Гишам, преемник Омара, умерший в 720 году, впервые дозволил христианам Антиохии избрать патриарха. До сих пор в течение более полстолетия это им было воспрещено. За это время в авторитетном центре в монастыре Марона и могло произойти тайное поставление патриарха. Когда Гишам позволил поставление, антиохийцы с радостью его приняли. A недозволенный патриарх все-таки остался y маронитов. “Иоанна Марона нет в списках антиохийских патриархов. Значит, если он действительно был, то в качестве особого, еретического патриарха y маронитов как монофелитов. Но опять-таки имен ближайших преемников его в звании маронитских патриархов маронитская легенда не знает. Епископов же в маронитской Церкви в IX веке известно довольно много. И жили в это время марониты почти вполне политически независимо от арабов. Практически они постепенно перешли на разговорный арабский язык. Для богослужения же сохранили свой старый сиро-арамейский язык. Но и его хранят в оболочке арабского алфавита.

    Соединившись в количестве 40 тысяч с латинской Церковью в 1182 году, марониты затем вскоре отпали от латинства, но в 1215 году вновь вошли в унию. Часть маронитов все-таки оставалась не соединенной с Римом, пока они не были все поглощены унией в XV и XVI веках” [66], “признав догматы римского католицизма, но сохранив старую обрядность и организационную самостоятельность” [67]. Марониты ныне проживают в Сирии, Ливане (здесь они составляют 23% населения), Израиле, Кипре и др.

     

    Примечания:

    [1] Успенский Л. А. Богословие иконы Православной Церкви. http://nesusvet.narod.ru/ico/books/ouspensky/

    [2] Христианство. Энциклопедический словарь. М.: Большая Российская Энциклопедия, 1993. Т. 1. С. 818.

    [3] Карташев А.В. Вселенские Соборы. VI Вселенский Собор (680-681 гг.). http://pstbi.pagez.ru/item.php?id=55&cid=6.

    [4] Успенский Л.А. Богословие иконы Православной Церкви. http://nesusvet.narod.ru/ico/books/ouspensky/

    [5] Диакон А. Кураев. Куда идет душа. Раннее христианство и переселение душ. Ростов-на-Дону, 2001. С. 447.

    [6] Христианство. Энциклопедический словарь. М.: Большая Российская Энциклопедия, 1993. Т. 1. С. 818-819.

    [7] См.: Карташев А.В. Вселенские Соборы. VI Вселенский Собор (680-681 гг.). http://pstbi.pagez.ru/item.php?id=55&cid=6.

    [8] Прот. Валентин Асмус. История Церкви. http://www.wco.ru/biblio/zip/asmus1.zip.

    [9] Там же.

    [10] Карташев А.В. Вселенские Соборы. VI Вселенский Собор (680-681 гг.). http://pstbi.pagez.ru/item.php?id=55&cid=6.

    [11] Христианство. Энциклопедический словарь. М.: Большая Российская Энциклопедия, 1993. Т. 1. С. 681.

    [12] Там же. С. 779.

    [13] Прот. Валентин Асмус. История Церкви. http://www.wco.ru/biblio/zip/asmus1.zip.

    [14] Христианство. Энциклопедический словарь. М.: Большая Российская Энциклопедия, 1993. Т. 1. С. 178

    [15] Прот. Валентин Асмус. История Церкви. http://www.wco.ru/biblio/zip/asmus1.zip.

    [16] Карташев А.В. Вселенские Соборы. VI Вселенский Собор (680-681 гг.). http://pstbi.pagez.ru/item.php?id=55&cid=6

    [17] Там же.

    [18] Прот. Валентин Асмус. История Церкви. http://www.wco.ru/biblio/zip/asmus1.zip.

    [19] Там же.

    [20] Флоровский Г.В. Преподобный Иоанн Дамаскин. http://www.orthlib.ru/Fathers/florovsk06.html

    [21] Там же.

    [22] Успенский Л.А. Богословие иконы Православной Церкви. http://nesusvet.narod.ru/ico/books/ouspensky/

    [23] Там же.

    [24] Карташев А.В. Вселенские Соборы. VI Вселенский Собор (680-681 гг.). http://pstbi.pagez.ru/item.php?id=55&cid=6.

    [25] Успенский Л.А. Богословие иконы Православной Церкви. http://nesusvet.narod.ru/ico/books/ouspensky/

    [26] Карташев А.В. Вселенские Соборы. VI Вселенский Собор (680-681 гг.). http://pstbi.pagez.ru/item.php?id=55&cid=6.

    [27] Успенский Л.А. Богословие иконы Православной Церкви. http://nesusvet.narod.ru/ico/books/ouspensky/

    [28] Там же.

    [29] Прот. Валентин Асмус. История Церкви. http://www.wco.ru/biblio/zip/asmus1.zip.

    [30] Карташев А.В. Вселенские Соборы. VI Вселенский Собор (680-681 гг.). http://pstbi.pagez.ru/item.php?id=55&cid=6.

    [31] Дворкин А.Л. Очерки по истории Вселенской Православной Церкви. Н. Новгород, 2003. С. 474-475.

    [32] Карташев А.В. Вселенские Соборы. VI Вселенский Собор (680-681 гг.). http://pstbi.pagez.ru/item.php?id=55&cid=6.

    [33] Там же.

    [34] Прот. Валентин Асмус. История Церкви. http://www.wco.ru/biblio/zip/asmus1.zip.

    [35] Карташев А.В. Вселенские Соборы. VI Вселенский Собор (680-681 гг.). http://pstbi.pagez.ru/item.php?id=55&cid=6.

    [36] Прот. Валентин Асмус. История Церкви. http://www.wco.ru/biblio/zip/asmus1.zip.

    [37] Карташев А.В. Вселенские Соборы. VI Вселенский Собор (680-681 гг.). http://pstbi.pagez.ru/item.php?id=55&cid=6.

    [38] Васильев А.А. История Византийской империи. Т. 1. http://gumilevica.kulichki.net/VAA/

    [39] Карташев А.В. Вселенские Соборы. VI Вселенский Собор (680-681 гг.). http://pstbi.pagez.ru/item.php?id=55&cid=6

    [40] Васильев А.А. История Византийской империи. Т. 1. http://gumilevica.kulichki.net/VAA/

    [41] Прот. Валентин Асмус. История Церкви. http://www.wco.ru/biblio/zip/asmus1.zip.

    [42] Васильев А.А. История Византийской империи. Т. 1. http://gumilevica.kulichki.net/VAA/

    [43] Карташев А.В. Вселенские Соборы. VI Вселенский Собор (680-681 гг.). http://pstbi.pagez.ru/item.php?id=55&cid=6

    [44].Дворкин А.Л. Очерки по истории Вселенской Православной Церкви. Н. Новгород, 2003. С. 475.

    [45] Васильев А.А. История Византийской империи. Т. 1. http://gumilevica.kulichki.net/VAA/

    [46] Прот. Валентин Асмус. История Церкви. http://www.wco.ru/biblio/zip/asmus1.zip.

    [47] Карташев А.В. Вселенские Соборы. VI Вселенский Собор (680-681 гг.). http://pstbi.pagez.ru/item.php?id=55&cid=6

    [48] Там же.

    [49] Прот. Валентин Асмус. История Церкви. http://www.wco.ru/biblio/zip/asmus1.zip.

    [50] В числе членов Собора 712 года преп. Андрея Критского называет Феофан летописец. См.: Прот. Георгий Флоровский. Восточные Отцы V-VIII веков. Писатели VІ-го и VІІ-го веков. http://pstbi.pagez.ru/item.php?id=364&cid=6.

    [51] Дворкин А.Л. Очерки по истории Вселенской Православной Церкви. Н. Новгород, 2003. С. 475.

    [52] Карташев А.В. Вселенские Соборы. VI Вселенский Собор (680-681 гг.). http://pstbi.pagez.ru/item.php?id=55&cid=6

    [53] Прот. Георгий Флоровский. Восточные Отцы V-VIII веков. Писатели VІ-го и VІІ-го веков. http://pstbi.pagez.ru/item.php?id=364&cid=6.

    [54] Карташев А.В. Вселенские Соборы. VI Вселенский Собор (680-681 гг.). http://pstbi.pagez.ru/item.php?id=55&cid=6

    [55] Дворкин А.Л. Очерки по истории Вселенской Православной Церкви. Н. Новгород, 2003. С. 475.

    [56] Карташев А.В. Вселенские Соборы. VI Вселенский Собор (680-681 гг.). http://pstbi.pagez.ru/item.php?id=55&cid=6

    [57] Дворкин А.Л. Очерки по истории Вселенской Православной Церкви. Н. Новгород, 2003. С. 473, 475.

    [58] Карташев А.В. Вселенские Соборы. VI Вселенский Собор (680-681 гг.). http://pstbi.pagez.ru/item.php?id=55&cid=6

    [59] Христианство. Энциклопедический словарь. М.: Большая Российская Энциклопедия, 1993. Т. 1. С. 819

    [60] Карташев А.В. Вселенские Соборы. VI Вселенский Собор (680-681 гг.). http://pstbi.pagez.ru/item.php?id=55&cid=6

    [61] Успенский Л.А. Богословие иконы Православной Церкви. http://nesusvet.narod.ru/ico/books/ouspensky/

    [62] К югу от Антиохии (совр. Антакья в Турции)

    [63] Ныне Сирия

    [64] Карташев А.В. Вселенские Соборы. VI Вселенский Собор (680-681 гг.). http://pstbi.pagez.ru/item.php?id=55&cid=6

    [65] Христианство. Энциклопедический словарь. М.: Большая Российская Энциклопедия, 1993. Т.1. С. 629.

    [66] Карташев А.В. Вселенские Соборы. VI Вселенский Собор (680-681 гг.). http://pstbi.pagez.ru/item.php?id=55&cid=6

    [67] Настольная книга атеиста. М., 1985. С. 76.

     

    © Е. М. Скитер, 2006

     

     

    Copyright © 2006-2011 Библиотека "Халкидон"
    При использовании материалов сайта ссылка на halkidon2006.orthodoxy.ru обязательна.

    Mail.Ru Сайт расположен на сервере 'Россия Православная' Rambler's Top100